Фото к тексту

Десятилетие третьего Съездов народов Дагестана стало значительной вехой в истории нашей республики. Хотя в те дни его мало кто таким воспринимал. И это верно, ведь хорошо известно, что большое видится на расстоянии. Но в то время стало ясно, что Магомедсалам Магомедов принял решение начать широкий общедагестанский диалог, без которого установление гражданского мира было бы невозможно.

Заур Газиев

В прошлой статье я уже писал, что время, когда было принято решение провести съезд, отличалось агрессивным противостоянием двух религиозных групп. При том, что симпатии молодого поколения очень часто были именно на стороне салафитов, которые, в свою очередь, тоже делились на радикальных и умеренных. Представителями умеренного крыла были харизматичный Аббас Кебедов и поэт Адалло. Сегодня мы уже и не вспоминаем о том, что молодежь уходила к салафитам целыми дворами. И зачастую юношеский максимализм приводил их именно к ортодоксам. И всё, что противопоставлялось этому идеологическому конфликту, – помойный сайт «Кавказпресс», который организовали силовики. Тогда, по большому счёту, мы имели дело с ценностным кризисом или кризисом духовности, решить который грязными оскорблениями и клеветой было невозможно. Уже тогда нам нужно было решать его через диалог, благодаря которому мы бы получили несравнимо более сильный и мудрый Дагестан, где главным критерием человека была бы не его национальность или религиозная принадлежность, а полезность обществу.

Безусловно, нельзя не упомянуть и другую сторону этого противостояния. Самым ярким представителем этой стороны был Саид Афанди Чиркейский, который цементировал свою паству, предлагая новый, более взвешенный подход в отношениях религиозного человека с реальностью. И я помню группу молодых романтиков, которые следовали за ним и им восхищались. Много раз общался с Абдуллой Алишаевым, слушал его рассказы об этом прекрасном устазе. Этот человек, почти не говоривший на русском языке, наполнял теплом сердца людей, приходивших к нему в поисках духовной опоры. Помню, как к нему поехала моя онкобольная мать и вернулась оттуда одухотворённая. И таких людей были десятки тысяч. Поэтому не удивительно, что эти два мощных лидера общественного мнения не могли не конкурировать за свою паству.

При этом роль государственных идеологов скатывалась на уровень поддержки одной из сторон и не предполагала какой-либо гибкости. И чем более жестким было противостояние, тем больше было терактов и конфликтов. А социальные сети в это время наполнились арабизированными никами. Про борьбу с празднованием Нового года или 8 Марта я писать не буду, всё это было настолько непонятно и неприятно, что хотелось об этом побыстрее забыть. Ну, а про ныне известных медийных дам, в те годы надевших хиджабы и спустя некоторое время снявших их, я сейчас писать тоже не буду. В те годы это было настолько модным, что, казалось, от веры там вообще было мало чего. Обычные конъюнктурщицы, бывшие пионерки и комсомолки.

***

Магомедсалам Магомедалиевич Магомедов получил от Муху Гимбатовича Алиева республику, утопавшую в противоречиях. Все увязли в обидах и претензиях друг к другу. И поэтому попытка выстроить диалог была крайне необходима. Он видел, что каждый дагестанец достоин того, чтобы за него бороться настолько, насколько это возможно. Именно поэтому одним из решений съезда было создание Комиссии по адаптации лиц, вернувшихся из рядов незаконных вооруженных формирований. Сейчас такое уже и представить было бы невозможно, но тогда это было сделано, несмотря на открытое нежелание силовиков. Мы ведь наследники империи, где гуманизм воспринимается как атавизм. Но тогда всё же оказалось возможным вернуть людей в нормальную, реальную жизнь. К слову сказать, в этом процессе огромную роль сыграл Ризван Даниялович Курбанов. Только он сумел войти в толпу возмущённых внесудебными казнями салафитов с призывом разойтись. Только он мог на Комиссии по адаптации противостоять силовому блоку. Это сегодня мы понимаем, что есть люди, которых можно спасти и вернуть в нормальную жизнь, а есть и такие, которые, пользуясь всеми благами общества, приютившего тебя, потом будут резать головы.

Но тогда, в далёком уже 2010 году, никто не знал, как всё сделать правильно и как сделать так, чтобы братоубийственный конфликт был сведён на нет. При этом все хотели мира, потому что устали от крови. Республиканское руководство в лице Магомедсалама Магомедова предложило этим людям начать диалог. И поводом для этого стал именно третий Съезд народов Дагестана.

***

Говоря о третьем Съезде народов Дагестана не лишним будет упомянуть и то, что Дагестан рвали на куски не только религиозники. Не меньше сложностей доставляли бандиты из лихих девяностых, к тому времени легализовавших свои капиталы во власть, но так и не расставшихся со своими бандитскими привычками. И с этой группой людей тоже было весьма непросто. Большинство из них уже нашло свою крышу в Москве, и не учитывать этот фактор было невозможно. И неудивительно, что нравы в дагестанской политической тусовке тоже были весьма жесткие. Помню, как во время перерыва в ходе проведения съезда я спустился в небольшое помещение, где для гостей был накрыт шведский стол. Буквально через десять минут туда с шумом вошла группа людей, и один из них очень жестко вытолкнул меня с того места, на котором я стоял. И это несмотря на то, что в помещении было полно мест, но ему, наверное, захотелось встать именно там, где до этого стоял я. Позже к нему присоединилась толпа других здоровых мужиков, громко говоривших на одном из дагестанских языков. «Это … », – сказал мне человек, стоявший неподалёку. Ну, в общем это всё, что нужно было знать о нравах этих людей. Как они воспринимали власть – тоже нетрудно было догадаться. Исключительно только как источник наживы! И ради этого они были готовы пойти на всё. А вытолкнуть инвалида – это была такая мелочь! Эти люди не мерили свои поступки в категориях «Добро – Зло». Им нужна была только нажива.

Эта секундная история объяснила мне ситуацию больше, чем тысяча слов. Но эти люди тоже были частью Дагестана, и за ними шли толпы их односельчан и родственников. Это сейчас, когда вертикаль уже выстроена, у человека во власти есть масса ограничений, а тогда они делали всё, на что хватало фантазии их злобных мозгов. И они не сдерживались. Пожалуй, они раньше других освоили такой механизм, как травля в социальных сетях. Это сейчас есть хотя бы формальная возможность осудить человека за буллинг, а тогда мы только диву давались, как за 200 долларов в месяц дагестанская беглянка, сидя в Лондоне, занималась открытым прессингом руководителей республики. Если бы хоть были реальные обвинения, но это была просто площадная брань. И платил за всё это шоу один из местных бандитов. Людям, у которых нет принципов и для которых продвижение к власти любой ценой не имеет табу, было очень трудно объяснить, что действия, разрушающие авторитет государства как такового, дорого обойдутся всем.

***

Когда я думаю о съезде, я не могу не вспомнить и об Сулаймане Уладиеве. Человек призывал к совести и нравственности. Он говорил, что в основе любой оценки поступков должна быть нравственность. Пожалуй, было бы правильным найти его доклад, зачитанный на третьем Съезде народов Дагестана, и опубликовать.

Интересной была история, когда на сцену поднимался Саид Афанди Чиркейский. Ризван Курбанов бросился ему навстречу и поцеловал устазу руку. Потом Ризван Даниялович объяснял этот поступок тем, что он хотел поддержать пожилого человека, который поднялся на сцену и несколько там растерялся. Саид Афанди говорил на аварском, и его речь для собравшихся во Дворце спорта им. Али Алиева переводили на русский язык. Помню ту тишину, которая стояла в зале, когда он говорил. Ведь тогда нам нужен был призыв к миру, нам нужен был призыв к благоразумию. И две тысячи человек, приехавших на этот съезд в качестве участников, гарантировали то, что они лично донесут этот посыл до каждого дагестанца. Надо сказать, что мы, те кто был на этом съезде, в действительности ведь не до конца осознавали, что это за событие. Я видел маленькие детали, видел слабые сигналы тех событий, которые произойдут в будущем. Какое-то время ещё поработает Комиссия по адаптации. Потом сменится власть, и с теми, с кем можно было говорить, поговорят, и они уедут, а остальных зачистят. Потом пойдут вертолёты и антикоррупционные чистки. Всё будет потом. А пока я вернулся в зал, где говорили люди, чьё сердце болело за исконный прекрасный Дагестан, который так и останется в мечтах тех, кто любит это место.