Фото к тексту_ТАСС

«Легче одурачить людей, чем убедить их в том, что они одурачены». Марк Твен

Я снова пытаюсь собрать мозги в кучу и понять, что же у нас тянет на главное событие недели. Благо, долго ждать не пришлось. Фильм Марфы Смирновой на «Дожде» под названием «Снявшие хиджаб» словно окунает тебя с головой в холодную воду. Вроде, и улицы знакомые, и люди похожи на тех, кого ты видишь каждый день. А внутри за фасадами такой мрак и такая безысходность! Моя самая первая реакция – отрицание массовости этого явления, что, в общем-то, чистая правда. Но потом приходит понимание, что как бы редки эти случаи ни были, но это ведь живые люди, и они нуждаются в нашей поддержке.

Заур Газиев

Но начну всё же с того, что COVID-19 подарил нам замечательную возможность не видеть тех, кого видеть не хочется, и не встречаться с теми, кто эмоционально нас истощает. Хотя и без этого мы в Дагестане уже практически не встречаемся с теми, кто не принадлежит к нашему кругу. У нас уже практически не осталось мест, где мы бы случайно пересеклись или познакомились с кем-либо со стороны. Ходим только хорошо проверенными и много раз хожеными тропами. И слава Богу! Мы всё больше живём в своих социальных сетях и стараемся зону комфорта не покидать.

Однако есть вещи, от которых отмахнуться не получается. На этой неделе я всё-таки посмотрел документальный фильм телеканала «Дождь» под названием «Снявшие хиджаб». Про мои впечатления по поводу этого фильма напишу чуть позже, но сейчас повторю то, что писал и говорил немногим раньше. Я до сих пор не верю, что в Дагестане существует проблема с массовыми женскими обрезаниями и катастрофическим насилием в семье. Убеждён, что женские обрезания – это чистые выдумки. А что касается насилия в семье, то это вполне ожидаемо: наш народ слишком долго приучали ненавидеть всех и вся и при этом отучивали от навыков социального взаимодействия. Поэтому нет ничего удивительного в том, что эту модель поведения люди применяют и в первичной ячейке общества – своей семье.

Мне понятно, почему эту тему раскачивала сбежавшая мадам и её омерзительные подружки, но вот зачем это нужно делать всем остальным, я не очень понимаю. Если действительно существуют факты массовых обрезаний, то ими должны заниматься уполномоченные по делам ребёнка и социальные службы. Если случаи подтверждаются, то они уже должны привлекать прокуратуру и МВД. При подтверждении массовости явления на ковёр должен быть вызван глава района, в котором происходят эти безобразия. Ну, а если и это не сработает, то о санкциях к изуверам и к тем, кто их поддерживает, должен говорить уже глава республики. Хочу напомнить, что мы всё ещё часть Российской Федерации, которая щедро кормит наш регион дотациями и вправе спрашивать за соблюдение своих законов на этой территории. И если кто-то не понимает, что средневековье закончилось, то ему должны объяснять это на понятном для него языке. Повторюсь ещё раз – эти меры необходимы в случае, если женские обрезания окажутся массовым явлением. Но уполномоченный по защите семьи, материнства и прав ребенка в РД Марина Ежова утверждает, что ни одной подтверждённой жалобы на это явление у неё нет. В противном случае она бы подключила все необходимые механизмы гражданской защиты. Обычаи могут быть какими угодно – благородными или дикими, но если они идут вразрез с законами, то включаться в работу должны не блогерши-истерички, а правоохранительные органы.

***

В Индии до прихода британцев был обычай сжигать вдов вместе с их умершими мужьями. И, как правило, женщина шла на это добровольно. Она читала молитвы и исполняла предсмертные пожелания. Считалась, что таким образом она превращается в духа и будет охранять семью от бедности и несчастий. Сати могла проклясть до седьмого колена, а могла стать и заступницей перед богами. Этому обычаю было 3 тысячи лет, и индусы свято в него верили. К слову сказать, отдельные случаи ритуального сожжения вдов случаются и сейчас. Но во время своего правления англичане положили этому конец. Генерал-губернатор Роберт Нэпир категорически запретил сожжение вдов. Когда делегация индуистов попыталась добиться отмены запрета, ссылаясь на то, что таков местный обычай, а обычаи надо уважать, Нэпир ответил: «Вы говорите, что сжигать вдов – ваш обычай. Прекрасно. У нас тоже есть обычай: тем, кто сжигает женщин живьем, мы повязываем вокруг шеи веревку и вешаем их. Так что складывайте ваш погребальный костер, а мои плотники рядом сколотят виселицу. Вы можете следовать своему обычаю, а мы потом последуем своему». Когда речь шла о подобного рода варварских обычаях, англичане вообще не церемонились и наводили порядок жестко. У меня до сих перед глазами иллюстрация из учебника истории, где бунтари были привязаны к жерлам пушек.

В Дагестане такие действия не понадобятся. Республиканским властям достаточно просто проявить заинтересованность в искоренении обычая женского обрезания (если таковой вообще существует) и поведать о последствиях невыполнения этого указания. Этого будет вполне достаточно. Муфтият своё слово сказал: женское обрезание – это зло. То же самое в один голос мне говорили салафиты, с которыми я разговаривал на эту тему. Исламской подоплеки для этого обычая вроде как нет. Как, впрочем, нет в Исламе и указания на то, что проблемы в семье надо решать через насилие. Для чего эту тему поднимать снова и снова – понятно! Только хайп. Почему интерес вызывает именно эта история?! Учитывая, что интимная часть жизни дагестанцев всегда была табуированной и нежелательной для публичного обсуждения, вытаскивание этой истории указывает на то, что люди, поднимающие вопрос, стараются бить побольнее.

***

Ну, а теперь немного о самом фильме. Любой желающий может посмотреть его в Интернете, поэтому пересказывать не вижу смысла. Достаточно просто пробить в поисковике словосочетание «Снявшие хиджаб». В фильме снятие хиджаба подаётся зрителю как какая-то экстремальная ситуация. Хотя в Дагестане случается подобное нередко. К слову сказать, я помню время, когда у нас в республике не было ни одной девушки или женщины в хиджабе. И люди от этого как-то не страдали. Потом помню, как в конце девяностых вдруг стали появляться единичные случаи закрытых женщин. И это тоже был их личный выбор. В нулевые их количество стало заметным. Но даже тогда они не были большинством. Потом многие из закрытых женщин решили хиджаб снять. И это тоже было их личным делом. И чтобы кто-то начинал травить их за это – не припомню. Более того, мы стараемся не акцентировать на этом внимания. У всех свои счёты с Господом. Нас это не касается. Но почему вдруг именно эти три девушки с трудной судьбой стали символом Дагестана, я так и не понял. Всё, что они рассказали про себя, наверное, чистая правда, но для круга, в котором живу и общаюсь я, – это трэш. Это нетипичные для Дагестана истории. У меня и у моих близких вполне себе благополучные семьи, и наших девочек мы любим, и жен как-то не били. При этом Марфа Смирнова, снявшая фильм, представила всё так, как будто эти кошмарные истории типичны для нашего региона. И ни слова о том, что это частные истории частных лиц.

Лично мне девочек очень жаль. Я сам отец, и, когда слушал, как с ними обходились в их семьях, мне было очень нехорошо. Однако в данном случае мы услышали только одну сторону конфликта. А скромный жизненный опыт подсказывает: когда вторая часть истории будет озвучена, в восприятии произошедшего многое может поменяться. Не зря говорят: чужая семья – потёмки.

Однако сейчас вопрос в другом: Дагестан – маленькое и очень тесное место. Все друг друга знают. Как после этого фильма героини собираются жить в республике? Понятно, что душевно раненые люди рассказывали свои истории, чтобы освободиться от душевной боли. Они видели в этом внутреннюю потребность. Но журналистка, которая хайпанула на этой теме, не могла не понимать, что на лбах своих героинь она попросту нарисовала мишени. Потрясающее равнодушие к судьбам своих собеседников!

***

Я не ждал многого от девочек, которые, как могут, выкарабкиваются из того ада, где оказались. Их просто хочется обнять и пожалеть – им действительно досталось! Но журналистка могла бы сделать хоть полшага в сторону и увидеть, что в Дагестане живут нормальные счастливые люди, которые не сталкиваются с подобными проблемами. История про посуточные квартиры и закрытые кальянные – это, конечно, правда, но вот мне не очень понятно, с чего девочка взяла, что всё это должно быть открыто? В любом обществе есть адюльтеры, и с этим людям приходится мириться. Никто не афиширует свою двойную жизнь. Жизнь вообще очень сложная штука, и я бы не спешил с осуждением кого бы то ни было. И если уж люди живут, изменяя своим половинкам, может, и правильно, что они это скрывают?

У одной из героинь трое детей и мать в Твери. Поехала бы в Тверь и жила там себе спокойно. Её же никто не прибил гвоздями к Махачкале. Если вам плохо, ищите то место, где вам будет хорошо. А про парня, который появился в конце фильма и объявил себя антиподом дагестанскому лицемерию и двойной морали, вообще говорить не стоило. Он запутался. Людей, которые даже не рассматривают вариант с обретением второй жены, в разы больше тех, кто практикует многоженство. И вот уже появились пародии на этого парня. У нас тут в большинстве своем не многоженцы. С чего вдруг подавать этого парня как бунтаря и луч света в тёмном царстве?! Та же история с его женой, которая не чувствует себя в безопасности… Если вы не чувствуете себя в безопасности в Махачкале, может, стоит поискать себе какое-то другое место для жизни? Ну зачем себя так мучать?

***

И ещё кое-что. Я считаю, что они молодцы, что сбежали из своих кошмарных семей (если это действительно так, как они описывают). Но я не увидел, чтобы они стремились к свету. Кто-нибудь из них получил образование или учится? Кто-нибудь из них попытался начать в своей жизни что-то стоящее? Магазин эротического белья или нефорская кофейня – не те места, где стоило бы задерживаться. Вы убегали от своих родителей, чтобы придти вот к этому?! И от этого их жалко ещё больше. Они же по сути очень добрые и милые, но потерявшиеся во времени и пространстве девочки, преданные своими мужчинами. И случиться такое могло – где угодно, не только в Дагестане. Вера, национальность вообще не имеют значения…