Фото_к тексту

Лекция этнографа Эмиля Паина о том, что сегодня происходит с нациями и состоялось ли государство-нация в России

Что такое нации? Прошло ли их время, или наоборот, только наступает? Как соотносятся нация и империя? Состоялась ли нация в России и как поверить в русский народ? Об этом рассказывает политолог и этнограф, профессор НИУ ВШЭ Эмиль Паин. Лекция «Зачем нужны нации в эпоху глобализации?» прочитана в рамках Международной дискуссионной школы GAIDPARK-Армения 2018, организованной Фондом Егора Гайдара.

Предмет моей лекции – не государство. Предмет моей лекции – сообщество, которое живет в государстве. В некоторых случаях, пока еще крайне редких, оно приобретает решающую роль в этой политической системе, и тогда можно говорить о государстве-нации. К сожалению, даже в организации, которая называется Организация Объединенных Наций и предполагает, что ее участниками могут быть именно государства-нации, лишь меньшая часть стран может быть охарактеризована таким образом.

ЧТО ТАКОЕ НАЦИЯ?

Понятие нации чрезвычайно многозначно и менялось на протяжении истории. Первый раз оно появилось в Риме и обозначало племена. Потом использовалось для характеристики этнических общностей, что отражено хотя бы в названии «Священная Римская империя германской нации». Слово «германская» здесь понимается в этническом плане, и в Средние века этот признак был доминирующим. В России он до сих пор остался таким. Наконец, после Великой французской революции появилось гражданское понятие нации. Нация стала отражением идеи народного суверенитета, или, как потом сформулировал Карл Дейч, общество сделало государство орудием своих общественных — и в этом смысле национальных — интересов. Я буду пользоваться в основном гражданским понятием нации.

Политико-правовая сторона вопроса достаточно ясна. Критерий, который обычно используют для анализа уровня демократии, при всем несовершенстве индексов, так или иначе отражает степень гражданской зрелости нации в политико-правовом отношении. Но сложность в том, что нация – это не только политико-правовой институт, но еще и социокультурное сообщество. Зачинатель теории нации Эрнест Ренан в 1882 году в знаменитой лекции сформулировал понятие нации как духовной солидарности. Поэтому он говорил, что Швейцария с ее четырьмя языками является нацией в смысле высочайшего признака духовной солидарности, в то время как герцогство Тосканское с его культурной однородностью нацией не является – ни в гражданском смысле, ни с точки зрения культурного единства.

В 1970 году Данкварт Растоу, до сих пор малоизвестный и не очень включенный в различного рода политологические дебаты автор, сформулировал, на мой взгляд, выдающуюся аксиому о том, что единственным условием становлением демократии является национальная консолидация. Под этим он понимал не какие-то мистические кровь и почву, а сугубо рациональные вещи, связанные с самосознанием, при котором народ, общество осознает свое место по отношению к власти и государству. Он говорит, что народ может решать политические вопросы, заниматься народовластием, если сначала определит кто мы по отношению к власти, кто мы территориально, кого мы в себя включаем и так далее.

И, наконец, последний автор, которого я очень рекомендую – это Пол Колер, выдающийся экономист и государствовед. Он сформулировал идею связи нации с горизонтальным гражданским доверием. Сегодня идея доверия чрезвычайно эффективно используется и в экономике, и в политологии, отражая важнейшие процессы. Любопытно, что Пол Колер даже мне напомнил, что в триаде свобода-равенство-братство есть этот самый третий уровень – братство. И если по отношению к свободе и равенству все понимают, что это такое, то что такое братство я как-то не задумывался, пока не прочитал у него. Так вот, он показал, что именно братство является важнейшим связующим звеном между двумя другими элементами – свободой и равенством. Братство – это чувство, которое способно примирить свободу с равенством. Только если мы рассматриваем других членов того же общества, нации, то соглашаемся с тем, что распределенное налогообложение, необходимое для обеспечения равных возможностей, не ущемляет и нашу свободу.

ЭФФЕКТИВНОСТЬ НАЦИИ

Зачем нужны сообщества, основанные на доверии, солидарности и самосознании, в условиях глобализации? Как мы будем определять эту необходимость? Я предлагаю использовать для ее оценки эффект светофора. В 1980-е годы, закончив аспирантуру и защитив диссертацию в институте этнографии, я каким-то чудом попал в институт градостроительства, где было полно технарей – в основном это были транспортники, которые меня многому научили. Один из них мне сказал: «Вы знаете, как определить эффективность светофора? Это просто. Светофоры нужны там и тогда, где без них хуже, где без них пробки, аварии, столкновения». Вот по этому принципу – «без них хуже» – я и буду оценивать эффективность нации. Эффективность нации в условиях, где она еще не сложилась – это трайбалистские и постимперские сообщества, – или в условиях, где она сложилась, но подверглась деформации.

Донациональные, или трайбалистские государства, failed state – это несостоявшиеся государства. Значительной части этих государств были предложены не только условные границы – сугубо геометрические формы, не имеющие под сбой никакой исторической определенности, – но и условный состав населения. Различные племена были объединены в государства, и до сих пор во многих из них не сложилось не только братства или нации, но даже нормального или приемлемого соседства. Не возник и элемент доверия. В этих условиях значительная часть населения воспринимает власть как захватчиков, а налог – как дань этим самым захватчикам, поэтому от уплаты уклоняется. С другой стороны, элита тоже не опровергает эти стереотипы и, выколотив каким-то образом эти самые налоги, пускает их не на общественные блага, а вывозит в офшоры и создает персональные капиталы. Это рождает неимоверные проблемы, потому что даже если вдруг цивилизованный мир решит, что нужно поделиться своими накоплениями с беднейшими странами, то значительная часть денег будет разворована и направлена на личное обогащение. Поэтому без идеи общего блага – центральной для гражданской нации – никакое развитие таких стран невозможно.

Некоторые страны выходили и продолжают выходить из этого состояния. Но, к сожалению, значительная часть движется в прямо противоположную сторону. Например, в древнейшей федерации Африки – Нигерии – трайбалистские разрывы дополнились религиозными и так достигли твердокаменного состояния. В результате краткие периоды мира быстро прерываются войнами. Другие страны – такие, как Сомали или Ливия, – рассыпались на враждующие вооруженные группировки. В этом смысле без формирования братско-национальной основы в таких обществах невозможна не только демократия, но и существование эффективного государства, выход из состояния failed state.

НОВЫЙ ТРАЙБАЛИЗМ

Прямо противоположный пример – постнациональные государства. Прорываясь через революции и реформации к национальному государству, к началу XXI века крупнейшие страны Европы пришли в состояние, которое известный французский социолог Мишель Маффесоли называет новым трайбализмом. Он считает, что современное постмодернистское государство вообще лишено общества, потому что в нем не существует единой социальности, а есть совокупность разрозненных группировок, в которых невозможно создать идею общего блага.

Должен сказать, что Маффесоли и его предшественники – а он из школы Жиля Делеза – воспринимали это новое как благодать. И это очень интересный феномен, потому что существует два типа фатализма. Один тип фатализма – исторический. Это представление о том, что все заложено в истории, есть колея, из которой не выбраться, «особый русский путь» и так далее. Второй тип фатализма – фатализм будущего, который подразумевает, что все новое является абсолютной истиной. Когда-то Гегель говорил: «Все сущее разумно». А футурологи этой формации считают, что все новое – абсолютное благо. Человечество много раз попадало в плен этой идеи – так появились новый коммунизм, новый фашизм, новый исламизм, и после оказывалось, что это новое отнюдь не такое благостное. Тем не менее, такой тип фатализма до сих пор существует.

После благостных идей о том, что новые разрозненные группы представляют собой начало новой эры и некие новые основы для развития, стало ясно, что когда трайбализм постоянного населения соединяется с трайбализмом мигрантских групп, возникают непреодолимые проблемы. Замкнутые мигрантские группы воспроизводят архаичные формы жизни. Молодые женщины, привезенные в качестве жен своими соплеменниками в Берлин или Лондон из Пакистана или Турции, оказываются в существенно худших условиях, чем на родине. Здесь их не защищают ни закон, от которого община отгородилась, ни традиция, которая осталась на родине. Архаические сообщества концентрируют бедность, а бедность притягивает к себе плохую медицину и, что самое страшное, плохое образование. Поэтому сложившиеся группировки – микрорайоны, кварталы, замкнутые общины – на несколько поколений становятся неравными по отношению к основному сообществу.

Эта добровольная сегрегация усугубляется концепцией и политикой мультикультурализма. Это сложное явление, у которого есть и позитивные, и негативные стороны, но есть в нем одна важная для нашего разговора составляющая – коммунитаризм. Коммунитаризм подразумевает государственное спонсирование не столько культур, сколько общин. В ситуации, когда государство выделяет деньги целенаправленно на поддержку религиозных, этнических или расовых групп, оно закрепляет тем самым эти группировки на долгие годы. Сегодня практически ни у кого из специалистов теории нации не возникает сомнений, что эта составляющая мультикультурализма абсолютно негативна, но пока ее последствия сохраняются, и новый трайбализм лишь усиливается.

Продолжение в следующем номере

Источник: www.republic.ru