Фото_1

Что мы об этом знаем?

Эту статью мы нашли на просторах Интернета, и она нам показалась любопытной. Мы такого еще не читали, и поэтому захотели поделиться со своим читателем.

Сразу отмечу, что к творчеству Сандры Римской я отношусь согласно теории «дели на 25», но у нее (как и у всех без исключения) есть полезная инфа, и нужно уметь «отшлаковать» то, что у вас вызывает сомнение или отторжение, пишет пользователь под ником ОТШЕЛЬНИКЪ. Кто не умеет работать с информацией, ознакомьтесь перед прочтением этого материала с инструкцией – http://gilliotinus.livejournal.com/78859.html Это важно! Вкратце – не стоит верить всему, что вы читаете, как и отвергать всё, если вам что-то не понравилось. Можно допускать, что это могло быть. Истина посередине.

«К сожалению, я потеряла записанные мною рассказы двух женщин, переживших погром Петрограда. Естественно, если найду, то опубликую их. Пока пишу по памяти», – начала Сандра.

РАССКАЗ ВАЛЕНТИНЫ

Одну из них звали Валентина Николаевна, мы с ней жили в одной коммуналке.

Я приехала откуда-то из гостей, дома была только она одна. Это было 7 ноября. Я знала, что все отмечают седьмое ноября, и поздравила её. Она ответила:

– Спасибо, не надо. Я там была, и всё это видела сама.

Я удивилась:

– Как?! Вы там были сами?! Вы всё это видели? Как это интересно! Расскажите, пожалуйста!

Она изменилась в лице, посмотрела на меня внимательно и спросила:

– Ты действительно это хочешь знать?

– Да, хочу! – ответила я.

И в голосе у меня уже не было того праздного любопытства молоденькой дурочки. Тема революции у меня всегда вызывала тревогу. Я не любила ни разговоров на тему революции, ни самих революционных праздников. Я была молодой, но не настолько наивной, чтобы не понимать, что происходит. Скорее всего, роль дурочки я просто играла. Так вопросов меньше.

Мы были одни. Её слова меня «задели». Я приготовилась слушать, боясь спугнуть её. Все разговоры о прошлом в СССР были запрещены. Это могло плохо кончиться для слишком разговорчивых.

Мы зашли в её комнату, сели за стол, и она сказала:

– Хорошо. Тогда слушай. Но помни: ты сама этого хотела.

Она начала издалека.

Жили они в пятикомнатной квартире на Малой Конюшенной. Жили не бедно, не богато. Тогда все так жили. Её отец был мужским портным и хорошо шил. Заказчикам нравилось, и они приводили к отцу своих знакомых. Заказов было много, и дела шли потихоньку. На жизнь хватало.

Потом началась война. Отец стал шить военную форму. Военных было много, и заказов стало больше, пришлось нанимать людей и искать мастерскую побольше. Трудности войны их не коснулись, потому что у отца были деньги. Валя тогда училась в гимназии.
Мать Вали была очень красивой женщиной. Да и сама Валентина Николаевна в старости была красавицей. Мне она очень нравилась. И красивая, и умная, и характер хороший. Её 75 лет я вообще не чувствовала. Мне с ней было интереснее, чем со своими подругами.

***

Однажды отец вернулся домой и на столе нашёл записку от матери. Мать сбежала с офицером. Он её любил и тяжело переживал её бегство. Отец стал выпивать, не сильно, но характер у него стал портиться, и дома стало неуютно. Всё свободное время Валя старалась проводить у своих подруг по гимназии. Мужчины тогда ушли на фронт, у многих в их классе отцы уже погибли на войне. И дома у них тоже было грустно. Матери её подруг разрешали, чтобы она приходила в гости к их дочерям, потому что она была веселая и хоть как-то отвлекала от грустных мыслей. Тогда всем было тяжело. Мужчины ушли на фронт, и женщины лишились их заработка. И женщинам пришлось пойти на работу, чтобы было чем детей кормить. И когда дети не сидят одни дома, всё-таки полегче.

Когда мать сбежала с офицером, отец вызвал из деревни двух своих сестер, чтобы они вели дом и занимались с детьми, пока он был на работе. А на работе он пропадал с утра до вечера.

В тот день Валя сидела у своей подруги по гимназии, и они вместе готовили уроки. Потом с работы пришла её мать, сели пить чай с вареньем и засиделись допоздна. Валя опомнилась, что пора уходить домой, когда за окном уже стемнело. Был уже десятый час. Телефона дома не было, чтобы позвонить отцу и предупредить его, что Валя останется ночевать у них.

Женщина стала собираться, чтобы отвести Валю домой. Но Валя воспротивилась, сказала, что отец тогда ещё больше будет ругаться, лучше она добежит сама. Там всего-то пройти надо было два квартала – подруга жила на Невском.

Когда она вышла на улицу, то вдалеке был слышен какой-то странный гул. В воздухе было что-то тревожное, и ей стало страшно. По дороге она увидела ночлежку, гостиницу на ночь, и решила до утра переждать в ней. Деньги у неё с собой были, и заплатить на ночлег она могла.

***

Ей было 14 лет. Хозяин ночлежки, узнав, сколько ей лет, стал гнать её домой. Он боялся, что придёт полиция с проверкой, увидит её, что будут неприятности. Но идти на улицу ей было страшно, она стала плакать, и хозяин, хоть и ругался, но всё же разрешил остаться в ночлежке до утра.

Он показал ей на кровать и сказал, чтобы она шла туда. Вокруг были бомжи с жуткими лицами, какие-то девушки легкого поведения. Они пили и ругались между собой. Валя легла на кровать, не раздеваясь, только ботинки сняла и залезла с головой под одеяло, чтобы не видеть эти лица и не слышать их ругань.

Прошло совсем немного времени, когда на улице раздался большой шум. Гопники забегали на улицу и обратно. Они ругались и что-то кричали. Потом гопники убежали на улицу. Хозяин ночлежки тоже выскочил на улицу, но вскоре вернулся. Он был очень злой и страшно ругался. Он подошел к Вале и сказал: «Давай ползи под кроватями к чулану, чтобы тебя никто не видел».

Она залезла под кровать и поползла под кроватями. Она не понимала, в чем дело, но злить хозяина ночлежки не хотела. Когда они уже были в чулане, она спросила, что случилось.

– Полиция?

Хозяин ответил:

– Если бы полиция! Я бы сейчас отдал всё на свете, чтобы она только появилась! Там погром! Настоящий погром!

Хозяин ночлежки завалил Валю старьем, закопал её в тряпки и приказал молчать, не подавать вида, что она тут. Что бы ни произошло, и что бы она ни услышала, она должна сидеть тихо. Он сам потом придёт и её выпустит.

Хозяин ушел. Сидя в чулане, она слышала крики гопников и их беготню; как потом выяснилось, они носили в ночлежку какие-то вещи. Они всё время кричали и ругались.

И если вы продолжите утверждать, что, мол, обитатели общежития Г.О.П. в 1920-х годах носили с собой граммофоны в сумках с надписью «ЭйСиДиСи» и слушали вперемешку Арабесок, Оттаван и Хеви-Метл, то я отвечу вам: они, наверное, имели доступ к порталу перемещения во времени, и где-то существует студия звукозаписи; там они нарезали данный контент на граммофонные болванки.

Потом она услышала крики гопников на хозяина ночлежки:

– Где девка! Куда ты дел девку?! Давай её нам!

Хозяин тоже ругался на гопников и говорил им, что он за девкой следить не нанимался:

– Сбежала девка! Ищите её теперь на улице, среди тех!

Гопники грозили убить хозяина ночлежки, если он не выдаст Валю. Но хозяин ночлежки её не выдал. Погром длился четыре дня, на пятый он стал стихать. Тогда хозяин ночлежки пришёл к ней в чулан и приказал ей снять с себя её хорошие вещи и надеть на себя какое-то рваньё, которое он выбрал из этой же кучи старья. Сначала Валя подумала, что хозяин ночлежки хочет взять её хорошие вещи себе в уплату, но спорить не стала. Переоделась молча и отдала свои хорошие вещи хозяину ночлежки. Он её выпустил через черный ход и на прощанье сказал, чтобы она больше не появлялась в этом районе. Гопники её запомнили. И если увидят, то убьют и её, и его самого.

***

И только выйдя на улицу, Валя поняла, почему хозяин ночлежки так сделал. На улицах не было ни одного человеческого лица. Носились красноармейцы, бандиты, гопники, проститутки. Все были одеты в лохмотья и рваньё. И если бы она была одета по-другому, не как они, её бы убили тут же.

Выйдя из ночлежки, Валя побежала к себе домой. То, что она увидела на улице, – это был ужас! Все улицы и панели были завалены телами хорошо одетых мужчин. Рядом с некоторыми из них валялись их бумажники. На трупах людей были хорошие часы, перстни, их даже не грабили. Мертвых тел было очень много, ими было завалено всё. Весь город был завален ими. Чтобы избавиться от тел, большевики согнали гопников и приказали сбросить их в Неву и каналы. Их было столько, что они плыли по реке ещё полтора года.

Когда Валя вошла в подъезд своего дома и поднималась по лестнице, она увидела, что во всех квартирах выбиты двери. Двери либо лежали рядом с квартирами, либо болтались на одной петле. Все квартиры были открыты.

Дверь в их квартире тоже была выбита. Валя вошла в квартиру, и первое, что она увидела, был труп её отца. Он вышел с топором, чтобы отбиваться от погромщиков, и был убит ими у самой двери, на пороге квартиры. Труп одной из тетушек она увидела в кладовке. Тетушка хотела спрятаться, и её убили. Труп второй тётушки лежал у открытого окна. Она пыталась звать на помощь. Валя вошла в детскую. Рядом с кроватками лежали тела её младших братиков, они пытались спрятаться под кроватками, но их оттуда вытащили и убили.

Все стекла и окна в квартире были разбиты. Осколки стекла по всей квартире. По всей квартире кровавые мужские следы, видно, убийцы ходили по квартире и что-то в ней искали. Всё, что можно было забрать, они забрали. Всё, что не смогли забрать, разбили, изломали и попортили. Картины и фотографии были изрезаны штыками. Обивка на диване порезана. Все стены в квартире и даже потолки забрызганы кровью.

Все ящики в столах и шкафах выдвинуты, открыты и вывернуты, вещи разбросаны по всей квартире. Валя подошла к комоду и открыла шкатулку, в которой ее мать хранила свои украшения. Шкатулка была пуста. Ни колечка, ни заколки – ничего не оставили. От матери не осталось ничего, чтобы можно было взять на память.

Валя вышла из своей квартиры и зашла к соседям. У них было то же самое. Валя стала заходить в другие квартиры по лестнице, надеясь найти хоть кого-то из оставшихся в живых. Живых не было. Везде были одни мертвые тела.

Тогда Валя побежала к своей подружке по гимназии, у которой она была вечером, накануне погрома. Подружка и её мать были убиты. В их квартире было то же самое.

Тогда Валя решила обойти всех родственников, чьи адреса она знала. Везде одни трупы.

Тогда она стала заходить просто в квартиры, надеясь найти хоть кого-то из живых. Никого. Не было даже раненых. Такое ощущение, что их всех добивали специально.

***

Потом, через много лет, когда она уже была проституткой, пьяный гопник в кабаке рассказал ей про то, как большевики их согнали в команды и заставили прочесать весь город. Обыскивали все квартиры, все чердаки и даже подвалы, искали выживших и спрятавшихся людей. Кого находили, убивали на месте. Все трупы большевики заставляли переворачивать. И если находили раненых – их добивали.

После этого рейда гопники страшно боялись большевиков и разбегались при одном их появлении.

Уже после войны Валентина Николаевна пыталась найти в Ленинграде тех, кто знал бы о погроме, кто выжил. Найти никого не удалось. В Ленинграде уже давно жили приезжие, и о погроме они даже ничего не слышала. Она прожила в Ленинграде всю жизнь, и ни разу ни один приезжий даже не поинтересовался, а что тут было, до его приезда. Я была первой, кто задал ей такой вопрос.

Но я ей не стала говорить, что я не совсем приезжая. Из Петрограда мы уехали в 1916 году. Если бы не уехали, то тоже попали бы под погром, как все.

РАССКАЗ ЕВРЕЙСКОЙ ЖЕНЩИНЫ

Вторая женщина была еврейкой. На момент погрома ей было 12 лет. В тот день к её матери пришёл любовник и предупредил её, чтобы забирала детей и немедленно уходила из города. Ночью будет погром.

Она спросила:

– Еврейский погром?

Мужчина ответил:

– Нет. Это будет русский погром. Но убивать будут всех, так что уходи немедленно. Бросай всё и беги, спасай детей.

Её мать заранее подготовилась к такому развороту событий. Был куплен дом в деревне на чужое имя. Были куплены документы, в которых она была крестьянкой, и документы на её детей. Заранее была приготовлена крестьянская телега и крестьянская одежда для неё и детей.

Она приказала детям быстренько одеваться, а сама пошла за телегой. Посадила всех детей на телегу и пошла на выход из города. С собой она захватила всё золото и драгоценности.

Пока они шли, насчитали не то пять, не то семь кордонов. К четырем часам весь Петроград уже был оцеплен войсками красноармейцев в пять, семь колец. Из города уже никого не выпускали. И хотя она и говорила, что она крестьянка, приезжала, чтобы найти своего мужа, выпускать её не спешили. И на каждом кордоне её пропускали только после того, как она давала красноармейцам деньги, золото или драгоценности. За то, чтобы выйти из города, ей пришлось заплатить 250 тысяч золотом.

Но даже на этом революция для них ещё не закончилась. После погрома красноармейцы стали шнырять по всем окрестным деревням, выискивая городских. Кого находили, сразу убивали. Убивали даже похожих на городских.

Пришли и к ним. Стали проверять документы и сразу прицепились к ним. Крестьянка, у которой они остановились на ночлег, сказала их матери, что если она даст ей денег, то она их спасет. Мать пообещала, но только тогда, когда уйдут красные. Крестьянка согласилась. Она отвела мать в погреб и спрятала её в бочке с солеными огурцами.

Красные прицепились к детям: где их мать? Крестьянка сказала, что их мать умерла, а отец погиб на фронте. Это дети её брата. Красные поматерились и ушли, пообещав убить её, если узнают, что она их обманула.

Пока мать сидела в бочке с огурцами, соль ей разъела кожу. Но уйти пришлось в ту же ночь. Боялись оставаться в этой деревне.

***

В город она вернулась только в 1929 году. Их дом был национализирован, и начинать пришлось с нуля. Знакомых не было. Она скрыла своё настоящее имя и всю жизнь жила под чужими документами, теми, которые купила мать ещё до 1917 года. Вышла замуж за комиссара, устроилась неплохо. Но всю жизнь она молчала, не рассказывала никому, что она из Петрограда. Этого не знали ни её муж, ни её дети и внуки. Она их боялась…

Автор: Александра Римская

Источник: www.gilliotinus.livejournal.com/95442.html