Нас на стыд не возьмешь!

Настоящее через призму истории

Среди событий последних дней, в которых не было недостатка, самое сильное впечатление на меня произвел пост министра иностранных дел Великобритании Бориса Джонсона…

Багаудин Узунаев

Не знаю, надо ли пояснять, что под словом «пост» я имею в виду не его «должность», хотя она тоже, безусловно, впечатляет (в Англии это один из ключевых постов со времен королевы Виктории; о ней мы еще вспомним чуть ниже).

СТЫД КАК ОРУДИЕ ПРИНУЖДЕНИЯ

Имеется в виду его нашумевший пост в Интернете: многие из вас уже, наверняка, о нем знают. Появился он в связи с публикацией результатов расследования нидерландской комиссии по поводу авиакатастрофы лайнера Boeing 777 в небе над Донецкой областью. Но это лишь повод, причины, конечно, охватывают гораздо больший круг претензий к России, ее политическому и военному руководству.

Суть его поста такова: мол, коль скоро русских никакими аргументами – ни дипломатическими, ни экономическими, ни военными – не проймешь, давайте применим против них наше самое мощное оружие – стыд!

Реакция россиян на это предложение была такая, что стало немного стыдно за нас. Они просто подняли Джонсона на смех. Ведь юмористы даже не осознали, что смеются они не над наивным британцем, а над самой возможностью стыдиться, испытывать стыд. Наверное, им кажется, что для этого у нас нет ни малейшего повода, что все, что мы ни делаем – заслуживает только похвал и восторгов… Такая реакция для народа, претендующего сегодня на лавры самого совестливого в мире, не является ни достоинством, ни украшением.

Мне даже показалось, автор поста специально использовал этот прием: как бы устроил нам ловушку, заранее зная, что мы в нее попадемся. Сработает инерция отрицания, которую мы, как щит, выставляли на каждое обвинение в свой адрес.

Но есть и другая инерция – историческая. Которая сформировалась в течение веков взаимной неприязни и враждебности. Ни для кого не сереет, что мы, русские, в глазах англичан являемся носителями одних лишь отрицательных черт, как в плане политики, так и морали и нравов.

Лучше всего отношение англичан к нам видно из источников, освещающих жизнь политического класса Англии, в особенности периода царствования королевы Виктории. Дело в том, что последняя отличалась чрезвычайно строгими моральными принципами и требовала такого же отношения к ним и от всех остальных, даже от тех, кто непосредственно не зависел от ее воли. Она единственная из августейших особ носила траурную одежду по умершему мужу всю оставшуюся жизнь, а это ни много ни мало 40 лет, с 1861 по 1901 гг.!

Для сравнения скажем, что, например, наш император Александр II (кстати, чуть было не ставший мужем Виктории, когда она еще была принцессой) женился уже через несколько недель после смерти своей «горячо любимой» супруги Марии Александровны, как на православный лад переименовали урожденную принцессу Максимилиану Гессен-Дармштадскую.

Близкие отношения с молодой фавориткой, на тот момент Екатериной Долгорукой, начались у императора еще при жизни супруги. Конечно, это не осталось не замеченным в России. Но и Старый Свет заинтересованно следил за ходом этой драмы. «Вся Европа, в особенности английская королева Виктория, в свое время сходившая с ума от любви к Александру (II), – читаем в источнике, – с нескрываемой иронией наблюдала за русским императором, который, имея внуков, не мог обуздать своих страстей. Когда же на следующий, 1873, год стало известно об очередной беременности Долгорукой, в Лондоне букмейстеры начали принимать ставки на заключение пари о возможном поле будущего младенца…»

Родные императора, особенно наследник престола (им в связи со смертью старшего сына Александра II, Николая, стал в это время Александр (будущий — III), были крайне смущены, чтобы не сказать возмущены, поведением главы семьи. Но страсть настолько овладела императором, что он уже не мог держать себя в рамках приличия. Его встречи с княгиней Екатериной Долгорукой происходили почти открыто, на глазах у законной супруги и детей.

«По возвращении с Балканской войны 1877-78 гг., – сообщает источник, – Александр II стал испытывать еще большую, чем раньше, потребность в ежедневных встречах с Екатериной Михайловной. А в 1879 году у них родилась вторая дочь, названная также Екатериной. Император предложил княжне вместе с детьми переселиться в Зимний дворец, на что та охотно согласилась. Она заняла апартаменты, находившиеся прямо над покоями законной супруги Александра, Марии Александровны. Императрица нередко слышала над головой крики и шаги ее детей. Иногда это случалось в то время, когда она совершала свой туалет. Тогда служанки и парикмахер видели, как она менялась в лице, пытаясь не проявлять чувств» (см. Толстая А.А. «Записки фрейлины»).

ФАКТОР ПЕРВЫХ ЛЕДИ

Императрица умерла через год после того времени, которое описывает Толстая. Понятно, что кончина законной супруги полностью развязала руки царю. Развязала настолько, что он пошел на нарушение траурных церемоний, что особенно возмущало английскую королеву, всю жизнь, как было сказано выше, проходившую в трауре после смерти принца-консорта Альберта.

«Спустя 45 дней после кончины жены, – читаем в источнике, – не дожидаясь окончания годичного траура, 6 июля 1880 года в походной церкви Царскосельского дворца Александр II вступил в морганатический брак с княжной Екатериной Долгорукой…»

К этому времени она уже успела родить ему троих детей, среди которых был и сын, что очень обеспокоило императорскую семью, особенно наследника престола от первого, законного брака, ибо создавало угрозу для его прав на власть.

Впрочем, угроза была лишь номинальная, да и законный наследник (Александр III), вступив на трон, быстро переписал закон о престолонаследии, вставив в него такие статьи, которые напрочь лишали ее брата и сестер от морганатического брака надежд на преемство высшей власти. Но это произошло уже после смерти Александра II.

А при жизни он, предвидя подобные последствия, отменно позаботился о том, чтобы его новая супруга и ее дети были отлично устроены и ни в чем никогда не нуждались. «11 июля 1874 года, – сообщает источник, – в Царском Селе Александр II подписал высочайший указ: «Правительственному Сенату. Малолетним Георгию Александровичу и Ольге Александровне Юрьевским даруем мы права, присущие дворянству; и возводим в княжеское достоинство с титулом светлейших. Александр».

Светлейшие – это был статус высшей титулованной знати России. Отметим еще, что, указав в качестве отчества обоих детей свое имя, император косвенно признал свое отцовство, что, по существу, было признанием совершенного им прелюбодеяния. Однако фамилию свою он им все же не дал. По обычаю того времени незаконнорожденные дети получали не всю фамилию, а лишь часть ее. Например, побочный сын русского генерал-фельдмаршала Николая Васильевича Репнина получил фамилию… Пнин! Родоначальником известного дворянского рода Бельских был крепостной, сын дворянина Сабельского. И, встретив фамилию Бецкой, Тузов, не сомневайтесь, что это потомки кого-нибудь из Трубецких и Кутузовых.

Но фамилию Романов поделить надвое так, чтобы остаток сохранил благозвучие, невозможно. И не только по соображениям грамматическим, но и политическим. Ибо и Ром, и Манов – сильно смахивают на еврейские фамилии, а евреев Романовы на дух не переносили. Поэтому было решено образовать фамилию новой морганатической супруги императора и ее детей по имени их далекого предка князя Юрия Долгорукого.

Так возник в России дворянский род Юрьевских.

Кстати, то, что брак Екатерины Михайловны с царем был морганатическим, не мешало ей вести себя как настоящей императрице. «Княжну подобные мелочи не смущали, – комментирует Сергей Витте реакцию Долгорукой на колкости и оскорбительные выходки придворных, – постепенно она все более входила во вкус политической игры, с удовольствием принимала крупные подношения, устраивала концессии на постройки железных дорог, протежировала различным сомнительным личностям… «Свет не хочет со мной общаться?! – как бы говорила она. – Тем хуже для него…» Долгорукая завела свой собственный салон, где, кроме титулованных шалопаев и льстецов, можно было встретить откровенных мошенников, для которых были закрыты двери аристократических домов. Долгорукая имела влияние на различные денежные, не вполне корректные дела, – заключает Витте. – Через нее устраивалось много разных дел, не только назначений, но прямо денежных дел довольно неопрятного свойства».

Это к вопросу о влиянии жен на государственные дела. Фактор, который имеет место и в современной России…

ИЗМЕНА ПОД ЗАНАВЕС

Все эти поступки русского императора, «преступные» в глазах королевы Виктории, она охотно проецировала на всех русских без исключения. «Королева, – мы вновь обращаемся к источнику, – была обрадована, услышав о победе на реке Альма (речь идет о битве в ходе Крымской войны 1853-1856 гг.). как до того была опечалена гибелью кавалерийской бригады под командованием храброго лорда Кардигана. Битва под Инкерманом (5 ноября 1854 года) принесла большие потери королевской армии. «Это, несомненно, блестящая победа, – записала она в свой дневник, – но я даже думать боюсь о том, в каких невероятно трудных условиях голода и холода приходится воевать нашим войскам… Русские потеряли убитыми, ранеными и пленными более 15 тысяч человек! Но и наша гвардия понесла немалые потери…»

Чувство патриотизма усиливается в ней по мере разрастания военных действий, в ходе которых, как отмечает она в своем дневнике, «русские постыдно бросают своих раненых на поле сражения, не хоронят погибших и стреляют в наших солдат, которые пытаются спасти своих раненых…»

Это очень серьезное обвинение – бросать своих раненых на поле боя, да еще не давать забрать своих противнику! Было ли так на самом деле или это умело подсунутая королеве картина русского мира, судить трудно. Русские исторические источники тут противоречат зарубежным. Но является неоспоримым фактом то, что отрицательное мнение английского общества о нас, русских, складывалось на протяжении многих лет.

Так что заявление министра иностранных дел Англии Бориса Джонсона о применении в отношении нас такого грозного в глазах англичан орудия, как «стыд», несет глубоко иронический смысл: мол, их, русских, ничем не проймешь. Поэтому лучше просто оставить их в покое, предоставить их самим себе. Что, собственно говоря, сегодня прямо на наших глазах и происходит.

Но была ли без греха сама королева Виктория? Да, была, но только в сравнении с русским императором Александром II, своим несостоявшимся супругом. Она изменила своему супругу, но уже покойному. И, кстати, сделала она это с индусом-мусульманином по имени Мунша…

Впрочем, это уже другая история, которую, если захотят читатели, мы готовы рассказать в следующей публикации.