Холодные карельские воды

Этот текст – плод порыва, моментального отклика на трагедию, на беду, случившуюся в далекой Карелии, где в холодных волнах местного озера погибло 14 детей, мальчиков и девочек…

Багаудин Узунаев

Конечно, эта тема стала ведущей на информационном поле. Причины трагедии уже известны: халатность одних, некомпетентность других, самоуверенность третьих… Мнение многих и многих простых россиян эмоционально выразил писатель Виктор Ерофеев: «Просто в сознании не укладывается. Это, действительно, чудовищная трагедия. И позвольте я просто выражу мои соболезнования близким, друзьям, знакомым всех тех замечательных девочек и мальчиков, которые погибли. Просто невероятно, конечно, как с этим справятся. И я думаю, что это очень правильно, что траур в Москве. Я думаю, что очень правильно, что так взбудоражило это всех…» Он указывает на «русскую безалаберность», подчеркивает, что «эта вот старая традиция, когда могут на лодку взять без спасательных жилетов, в общем, наплевательское отношение… Я там почитал, ругань, некрасивое вообще отношение к детям, такое, грубое, хамское отношение – оно тоже существует…»

Увы, оно существует в России не только в данном конкретном случае…

***

Отталкиваясь от этой всеобщей взбудораженности, писатель переходит далее к осмыслению причин – не технических, регламентных и т. п., а политических, государственных. «Мне кажется, – говорит он, – тут есть какое-то несоответствие между нашим таким традиционным пренебрежением к жизни, которое мы ощущали в течение, может быть, всей истории России, и той всеобщей скорбью, которая охватила всех, в том числе и государство. Жизнь солдата, жизнь крестьянина, жизнь рабочего, в общем, всегда мало чего стоили в России. Из-за этого были революции, бунты и так далее, и так далее…» Бунты действительно бывали, причем практически постоянно с тех пор, как человеческие сообщества перешли от родовых, общинных форм жизни к классовым; когда собственность – это экономическое выражение понятия «класс», накопленная одними за счет других, встала, как перегородка, между группами людей. Мы знаем лишь о крупных народных движениях, таких как восстание Ивана Болотникова (1604), Степана Разина (1667-71), Емельяна Пугачева (1773-1775), но на самом деле восстаний было гораздо больше, можно сказать, что они не прекращались никогда. Начиная с первой формации, рабовладельческой, где сформировались классы, и сменявших ее феодализма, капитализма, классовый антагонизм не прекращался ни на минуту.

Экономически сильный класс, класс собственников, создавший государство, создал его вовсе не для того, чтобы заботиться о других классах. Он создал его для того, чтобы защищаться им, как щитом, от притязаний других классов на его собственность и власть. Но при этом он внушал другим классам, что создал его ради них, ради их благополучия и безопасности. Это внушение продолжается уже три тысячелетия кряду, и не удивительно, что классы, лишенные собственности, прониклись убеждением, что государство создано для заботы о них. Даже цитированный мной выше Виктор Ерофеев, тонкий писатель, мыслитель, не вполне освободился от этого дурмана. «Это какое-то абсолютное пренебрежение нашими жизнями, такое очень низкое качество и цена жизни – она докатилась до нашего времени, это мы тоже чувствуем…» Он всего лишь чувствует это, хотя должен был бы ясно понимать… Вот эксперт Дмитрий Орешкин – тот понимает. В свое время его отец, фронтовик, телефонист, объяснил ему, чего стоит жизнь русского солдата в глазах представителя государства – генерала. «Дорасходуйте живую силу и отходите», – эту фразу отец Орешкина запомнил на всю жизнь и передал своему сыну. А тот поделился с нами. По-моему, это голая правда об отношении российского государства к своим подданным!

***

Фраза, поставленная мною в заголовок этой колонки, имеет прямое отношение к нашей теме. Сегодня она часто звучит по каналам российского ТВ во время показа новостей о том или ином трагическом событии за пределами нашей страны. Безусловно, прежде всего, она направлена на демонстрацию заботы государства о гражданах России – в духе западных демократий. Я подчеркиваю: демократий, то есть государственных образований, где доминирует мнение «демоса» – народа. Но в России это лишь мимикрия под демократию, потому что здесь мнение народа не доминирует и не доминировало никогда за всю ее историю! Вторая, как бы побочная цель этих объявлений, тоже показная: мол, видите, как богато живут современные россияне: они путешествуют по всему миру, и в любой катастрофе, происшедшей в любой точке мира, может оказаться наш соотечественник. Этим наше государство хочет лишний раз подчеркнуть результат своих неустанных трудов во благо простых россиян, которые живут так обеспеченно, что гуляют по всему миру. Наконец, класс собственников, государственный класс, опять же мимикрируя, хочет показать, что он не боится правды, что он сторонник информационно открытого общества – опять-таки в духе западных демократий. Ведь в Советском Союзе, декларативно бесклассовом, таких сообщений никогда не звучало. Во-первых, считалось, что гомо советикус неуязвим для природных и техногенных катаклизмов, во-вторых, он ведь был невыездной, так что за границей с ним ничего не могло случиться по определению.

«Мне кажется, – перейдем к обобщениям писателя, – что выводом из этой трагедии должны быть не только системы безопасности или прокурорские проверки, выводом из этой трагедии должны быть, прежде всего, попытки соединить наше повышенное отношение к жизни с тем, что мы можем потребовать от государства, чтобы оно тоже это соблюдало…»

В этой фразе тоже есть несоответствие. Требовать от государства «повышенно заботливого отношения к жизни» тех, кто не является его частью, все равно что требовать от Солнца, чтобы оно повернуло свое движение вспять.

Требуй, не требуй – оно нас просто не услышит. А наши горделивые ссылки на то, что мы будто бы содержим это самое государство за счет налоговых и прочих отчислений и вычетов, только подтверждает силу государства: ничего не производя и не добавляя к общественному продукту, класть его целиком к себе в карман, а потом кидать нам от него жалкие крохи… Разве это не поведение сильного, могущественного существа, Левиафана, как назвал государство английский философ Томас Гоббс?