Мы и наше сельское хозяйство

Сегодня много говорят об импортозамещении. Для того чтобы слова превратились в дела, необходимо проделать много работы. Даже в той области, о которой мы, казалось бы, знаем всё. Речь идёт о сельском хозяйстве. С вопросами о состоянии этой отрасли, а также о том, какие реформы происходят в системе высшего образования, как работает главная кузница кадров для сельского хозяйства, мы пришли к ректору Дагестанского государственного аграрного университета Зайдину Джамбулатову.

Заур Газиев

Окончание. Начало в № 9 (522)

– Зайдин Магомедович, ещё одна актуальная для Дагестана тема – профилактическая работа по борьбе с экстремистскими настроениями в молодёжной среде. Вы мониторите ситуацию в этом направлении? Насколько эта проблема актуальна для вуза?

– Работа в этом направлении в нашем вузе основана на традициях, которые были заложены ещё Магомедом Мамаевичем Джамбулатовым. Они заключаются в следующем: 1. Это не политический интернационализм, а реальный. В нашем вузе отсутствует атмосфера, когда одни недолюбливают других. Связано это с тем, во-первых, что наш вуз не городской, а горский, так как к нам поступают люди из различных районов Дагестана – у нас обучаются 35 % аварцев, 18 % даргинцев, 17 % кумыков, 13 % лакцев, 5% лезгин, остальные национальности также представлены в определённых пропорциях. В связи с этим основной задачей руководства вуза и его аппарата является поддержание внутринационального комфорта. Во-вторых, у нас нет каких-либо территориальных и национальных преимуществ, несмотря на то что долгие годы ректором вуза был кумык. Более того, такое же равновесие наблюдается и в профессорско-преподавательском составе. Единственное отступление – у нас шоферов-кумыков больше, чем некумыков… Во всех остальных сферах в равных пропорциях работают люди различных национальностей.

2. У моего отца была такая установка, чтобы в общежитии в одной комнате жили представители разных национальностей. Пусть узнают друг друга, привычки, культуру, пусть разговаривают на русском для того, чтобы этот язык стал в их практике приоритетным. У нас стараются сохранять эту традицию. Мы можем допустить однонациональную среду, если к нам поступили родные братья, близкие родственники, если кто-то по состоянию здоровья нуждается в постоянном внимании и т. д. Всеми эти вопросами вот уже на протяжении 17 лет занимается проректор-аварец, абсолютно интернациональный человек.
3. При любом проявлении антиобщественного фактора, например, не убирают за собой, украдена лампочка, разбито окно и т. д., ответственность несет весь коллектив (весь этаж, вся группа и т. д.). Первая ячейка должна сама по возможности определить виновного и применить к нему определенные меры воздействия внутри своей группы, не разглашая инцидента на весь вуз. Таким образом, происходит опускание уровня управления на первичный этап.

За последние 8 лет, что я являюсь ректором, у нас нет ни одного привода в полицию, хотелось бы подчеркнуть, что ни один наш студент не ушел в лес, хотя у нас обучаются ребята из всех тех сел, в которых на сегодняшний день радикальные идеи имеют определенную популярность. Мы им объясняем: если вы недовольны деятельностью государства, если вы молитесь, если у вас есть какие-то потребности, выходящие за рамки светского поведения, то вы должны их обсуждать с деканом, куратором или ректором, которые доступны всегда. Отмечу, что обращаются не так часто. К примеру, вопрос о пятничном рузмане: если студент придерживается нравственных принципов отцов и дедов, если в нем не наблюдается агрессивности, если он не проповедует идеи, противоположные пропаганде вуза, которая заключается в традиционных ценностях, то мы не видим причин, чтобы создавать им помеху. Ни в одном правиле, ни в одном законе, ни в одном документе высшей школы не написано, что мы должны оказывать им содействие, но нигде не написано и то, что мы должны запрещать. В этом вопросе мы можем поступить так: если есть группы, в которых желающих совершить рузман больше половины численного состава, мы можем переформатировать группу так, чтобы в пятницу у них было две пары и они не опаздывали в мечеть. Взамен в четверг у них будет три или четыре пары. В связи с этим хотелось бы отметить следующее: мы выяснили, что количество очников, желающих совершать пятничную молитву, среди почти 3 тыс. студентов составляет немногим более 100 человек. Таким образом, они не находятся в конфликте с администрацией вуза, государством, спокойно удовлетворяют свои потребности и не нарушают светскости университета. Мы отпускаем студентов и для совершения хаджа, предоставляя им индивидуальный график по учебе. Я считаю такой подход правильным в свете текущего времени.

4. Мы активно работаем как с органами, борющимися с экстремизмом, – МВД и Следственный комитет, так и с Духовным управлением мусульман Дагестана. В год мы проводим у себя не менее 10 лекций, собираем студентов в актовом зале или крупных аудиториях и даем возможность задавать вопросы и квалифицированному теологу, и представителю силовых структур республики. Польза этих мероприятий заключается в том, что мы можем сразу обратить внимание на студента с экстремистскими настроениями по его вопросам, агрессивному поведению.

Вот такая работа у нас в университете проводится. В нее я как ректор мало чего добавил, построена она уже давно и работает эффективно на протяжении 20 лет. Поэтому и МВД, и другие правоохранительные органы знают, что мы держим руку на пульсе и предпочитаем проводить профилактическую работу сами, нежели её будут проводить с нами.

– Уменьшился ли набор абитуриентов в вуз? Может, есть специальности, на которые вы хотели бы обратить внимание будущих абитуриентов?

– Как ни странно, но за последние шесть лет набор абитуриентов у нас удвоился. При этом мы искусственно сократили количество поступающих на экономические специальности, первыми в Дагестане отказавшись от бюджета на экономический факультет. И это было еще в те времена, когда в связи с новой реформой образования не наблюдалось всевозможных сокращений и уменьшения числа бюджетных мест. Тогда я сказал, что если человек идёт на экономиста в аграрный сектор, то по окончании вуза он должен вернуться в аграрный сектор. Обучение по экономическим специальностям у нас происходит исключительно на платной основе. По остальным специальностям, которые входят в компетенцию нашего вуза, – зоотехники, агрономы, механики, ветеринары и т.д. – прием осуществляется как на бюджетной, так и на внебюджетной основе.

Единственным подразделением, которое в последние годы с трудом набирает абитуриентов, является факультет биотехнологии. Раньше он назывался «зооинженерный» и был более востребован, так как его выпускники могли трудоустроиться не только в Дагпотребсоюзе, но и в сфере шерстоведения и заготовительства. Это была выгодная работа. Так как сегодня шерсть упала в цене и не является золотым руном, мы этот факультет реорганизовали: в настоящее время он выпускает специалистов в области племенного дела, переработки мяса и молока, рыборазведения и т. д. Эти специальности в данный момент человека не прокормят, это профессии будущего, когда в хозяйство будут внедрены высокие технологии.

В целом те специальности, которые являются компетентными для нашего вуза, сегодня наиболее востребованы в радиусе 200 км от Москвы. Там произошло «вымывание»: местное население уехало в Москву работать охранниками и т. д., а на тяжёлый труд охотно берут наших специалистов, да и зарплата там в три раза больше, чем у нас. Если оперировать цифрами, то из республики для дальнейшего трудоустройства уезжает от 10 до 15 % выпускников вуза.

– Дагестанское сельское хозяйство неэффективно и нуждается в коренных преобразованиях, в частности в области новых технологий. Как вы полагаете, насколько это возможно, когда страна находится под санкциями и прежнего доступа к новым технологиям нет?

– Отвечая на этот вопрос, ничего нового вам не открою, кроме того, что на днях министр сельского хозяйства России Александр Ткачев дал интервью, в котором говорится, что зависимость российского сельского хозяйства от высоких технологий в сфере семеноводства достигла 80-85 %. Иными словами, если завтра Запад наложит на нас санкции, вследствие которых перестанет поставлять нам хорошие семена, то у нас будет большая проблема уже не по импортозамещению, а по импортовосприятию. То же самое можно сказать о крупных животноводческих, свиноводческих, птицеводческих, кролиководческих комплексах, так как все родительские линии животных и птицы завезены по импорту. Внутри страны нет достаточного количества высокопродуктивного живого скота и инновационного сельскохозяйственного оборудования. Кроме того, условия их содержания не соответствуют тем требованиям, по которым они жили у себя дома, вследствие чего до 70 % завезенных животных не доживают до двух лет.

Если продолжать разговор о внедренных высоких технологиях, то в настоящее время мы преодолели зависимость от иностранцев в плане сельхозтехники. В России научились производить вполне приличные комбайны, тракторы и т. д., кроме механизмов тонкотехнологичных направлений (сеялки тонкого высева, особые опрыскиватели для закрытых помещений).

Сельское хозяйство никогда не было райским уголком для бизнесмена. Как недавно сказал человек, не обиженный деньгами и знающий сельское хозяйство, экс-мэр Москвы Юрий Лужков, «сельское хозяйство – это казино». Попасть на нужную цифру маловероятно, и ты, скорее всего, проиграешь, нежели выиграешь. Но, несмотря ни на что, сельское хозяйство работает. Сегодня существуют такие понятия, как энерговооруженность, эффективное использование земли, химическая мелиоративная защищенность; все это очень затратно, и государству в настоящее время не до этого. Преимущество Дагестана в этом плане, если не учитывать мелиорированных территорий Тарумовского, Кизлярского, Бабаюртовского районов и части Дербентской зоны, в том, что там, где мелкоконтурное хозяйство, образуется зона выживания. Учитывая то, что Дагестан является самым крупным как по территории, так и по численности населения регионом Северного Кавказа, мы должны заниматься не импортозамещением, а импортовымещением, то есть мы должны произвести достаточное количество продукта, который кормил бы нас самих. Для этого необходимы серьезные затраты, которые государство не сможет покрыть как минимум в течение ближайших пяти лет. Поэтому тем крупным предприятиям, которые находятся в «белой» экономике, необходимо помогать, как это делают, к примеру, в Китае. В этой стране в последнее время резко снизили налоги для малого и среднего бизнеса. Ресурс для того, чтобы себя прокормить, у Дагестана есть. Ведь наш бюджет – около 90 млрд. рублей – и валовый продукт в АПК совпадают почти рубль в рубль. Я думаю, что производим мы достаточно, так как не видим в Дагестане голодающих, равно как и не видим тех, кто недоедает мяса.

– Зайдин Магомедович, какие явления вы бы обозначили в качестве причин топтания на месте дагестанского сельского хозяйства: отсутствие частной собственности на землю, нежелание работать, отсутствие нужных специалистов? И по каким причинам мы теряем класс людей, которые занимаются сельским хозяйством?

– Сельское хозяйство – самая инерционная отрасль народного хозяйства. Есть в медицине, в частности в ветеринарии, такое понятие, согласно которому, сколько времени болезнь входит в организм, столько же времени нужно и для ее выхода. В сегодняшнее состояние сельского хозяйства мы вошли не два или четыре года назад. Начиная с 1991 года, когда было объявлено о переходе к рыночным отношениям, первым делом в жертву были принесены сельское хозяйство и обороноспособность страны. Помогала хорошая цена на углеводороды. За это время средний возраст технологий и сельскохозяйственной техники, которые имеются в нашей республике – птицефабрики 70-х годов, животноводческие комплексы 70-х годов, оснащение ветеринарной службы, полностью утерянная система племенного обеспечения, потеря семеноводческой отрасли, колхозов и совхозов, мелиорация и т. д., – не были замещены ничем. Нельзя не сказать и о том, что в это смутное время те, кто должен был производить сельхозпродукцию, научились мастерски ее прятать от учёта. То есть любая ранее обозначенная деятельность, которая носила статус точки роста, стала носить статус точки со знаком минус. Иными словами, комплекс проблем любому вице-премьеру, министру сельского хозяйства, руководителю республики достаточно понятен, как и тем учёным, которые этим должны заниматься. Что процветало до кризиса конца 2014 – начала 2015 года? Процветала только алкогольная промышленность, но и она сегодня просела на 30-40 %. Хоть она и платила налоги и акцизы, все же на сегодняшний день этот вид промышленности в не очень «шоколадном» состоянии. Так, вся отрасль виноградарства была организована под 5-6 крупных предприятий: Дербентский завод игристых вин, Дербентский коньячный комбинат, Кизлярский коньячный завод, Махачкалинский винзавод, Избербашский завод. В разряд «стоящих» предприятий вошли и Махачкалинский шампанский комбинат, «Диамонд» и т.д. К примеру, Дербентский завод шампанских вин, Дербентский коньячный комбинат пошли по буржуазному пути – стали сажать свои виноградники, что компенсировало нехватку сырья. Саратовский «Вимм-Билль-Данн» в день скупает у молочников Саратовской области до 500-600 тонн молока. Это же где-то перерабатывается! А вот у нас нет ни одного молочного завода, который перерабатывал бы больше 3-4 тонн молока в день, может быть, за исключением Махачкалинского гормолзавода и «Кизлярагрокомплекса», которые работают на закупаемом и собственном сырье. Как выходить из этой ситуации? По этому поводу Рамазан Гаджимурадович Абдулатипов сказал, возможно, не очень популярную, но правдивую фразу: «Были бы деньги, мы бы тоже всё это сделали». Он же не может генерировать то количество денег, которое необходимо, кроме тех, что выделяет нам Москва. В этом плане мы крайне зависимы. Была попытка организовать несколько крупных предприятий, которые сами стояли в очереди за инвестициями в Сбербанке, Внешэкономбанке и Россельхозбанке. По тем или иным обстоятельствам эти инвестиции кому-то достались, а кому-то нет. Мы в ситуации, о которой говорил глава республики: у нас существует неэффективный менеджмент, то есть деньги-то пришли, а менеджмент не оказался к этому готов. Я подтверждаю, что у нас сегодня нет квалифицированных кадров, способных работать в макроэкономическом менеджменте, где оборот денег превышает условные 1-2 млрд. рублей на предприятие. Более-менее эффективно работают предприятия, где оборот денег в разы меньше, к примеру теплицы. Там бизнес-план и менеджмент разработаны неким турком, израильтянином или голландцем. Если же, не дай бог, мы применим свой традиционный менеджмент и начнем всю баранину возить в Москву, через пять лет продавать будет нечего – у нас не обеспечивается плановая воспроизводимость ресурсов. Значит, мы должны использовать другую форму рыночной экономики даже в овцеводстве, традиционно сильном для нас секторе, то есть переходить на откормочные хозяйства и более эффективно использовать наши горные пастбища. Об этом я уже говорил, отвечая на один из предыдущих вопросов.

Выход из этого положения возможен, если мы будем создавать ростовые точки. В Дагестане они есть. Мы же не можем сказать, что у нас не хватает курятины?! Она есть, причем по доступной цене. Карабудахкентский, Буйнакский, Хасавюртовский районы стали производить на фермах от 5 до 20 тыс. голов, что позволило выстроиться малому предпринимательству. Государство в этом процессе не участвует.

То же самое можно сказать о Кадарской зоне, откуда на рынок поставляется до 50 тыс. крупного рогатого скота в год. Там тоже нет никакого участия государства, и всё же люди смогли выжить: сами привозят корма, вывозят скот на рынки республики, еще и экспортом занимаются, отправляя в Азербайджан живой скот.

Есть отрасли, которые мы без мелиорации, семян и удобрений никогда не поднимем. Во всем мире средняя урожайность зерна составляет самое меньшее 60 центнеров с гектара. А у нас, если мы дотягиваем до 17-21 центнера с гектара, это считается очень хорошим показателем. И мы продолжаем истощать нашу землю, ничем её практически не подкармливая, хотя живем исключительно за счет природы.

Когда Рамазан Гаджимурадович сказал, что в республике нет садов, мы отозвались на его призыв и посадили в Учхозе 10 гектаров интенсивного сада по голландским технологиям. Для вуза это очень затратное и сложное дело. Мы своё здание не побелили, но сад посадили. Ему уже три года. Там 2 гектара питомниковой зоны, где мы выращиваем саженцы. Еще мы завезли в республику с разрешения Минсельхоза России редкие сорта яблонь, сливы и черешни, которых в России нет.

Кроме того, запустили два цеха по производству молочных продуктов. Наше молоко, как и мясо, из-за более высокого содержания белка несравнимо с аналогичной продукцией, что производится в средней полосе России и на северо-западе страны. Первым, кто заинтересовался нашим производством, стал Акушинский район. Когда говорят, что у даргинцев есть деловая жилка, – это правда. Глава республики заметил, что Левашинский и Акушинский районы очень хорошо работают по линии овощеводства, у них нет ни одного пустого квадратного метра земли. Люди там работают, кроме того, к ним на заработки приезжают и из других районов. Я знаю, что Ботлихский район до 90-х годов реализовывал свои фрукты в Грозном, Ростове и Астрахани. Эти рынки закрыли турки, потом поляки с молдаванами, затем краснодарцы и садоводы Кабардино-Балкарии. Вот ботлихцы и перестали производить продукцию из-за экономической нецелесообразности.

Нам необходимо закрывать внутренний рынок, поэтому мы и поставили два молочных цеха. Нас поддерживают и итальянцы, и французы, которые говорят: «Ради бога, не производите итальянские и французские сыры. Делайте по европейским технологиям свои». Мы можем производить любые виды кавказских сыров, которые не требуют длительного созревания, и получать, помимо рубля с молока, еще один рубль с сыра и тем самым уйти от того, чтобы кормить чужую молочную промышленность.

Внедрив в производство молочные цеха, посадив сады, мы преследуем и практическую цель: реально обучаем студента и микробиологии, и химии, и экономике.

Кстати, мы угадали тренд: сегодня государство ставит на первое место так называемое прикладное образование, а не высшие науки. Страна в настоящее время требует: дайте продукт высокого качества, изготовленный с помощью современных технологий. Вот мы и сумели купить оборудование за рубежом, расчистили площадку для новых технологий и наглядно продемонстрировали это главе республике во время его визита в ДагГАУ. Я убежден, что самую вкусную молочную продукцию мы производим сами. Любой студент, если хочет работать, вернувшись к себе домой, может наладить малый бизнес на основе эффективно действующей модели.

– Ваш вуз на своей базе очень часто пробовал новые технологии для сельского хозяйства, а потом предлагал их фермерам и работникам агрофирм для воплощения в жизнь. Что вы обозначили бы сегодня в качестве ноу-хау для Дагестана?

– Главой республики замечено, что в республике полностью отсутствует кооперация. Наши люди разучились кооперировать свои действия и способности как на уровне производственной деятельности, так и на стадии кооперации с деньгами. Рамазан Гаджимурадович не раз рекомендовал работать с нами в этом плане. Мы взяли за основу опыт Волгоградской области, где в течение десяти лет один кооператив, функционирующий в Городищенском районе, сумел объединить средства товаропроизводителя сельскохозяйственной продукции и нажить кредитный портфель более 10 млрд. рублей. Во второй половине февраля этого года мы предложили правительству Дагестана, Минсельхозу организовать для муниципалитетов мастер-класс и пригласить руководителя вышеуказанного кооператива, который показал бы, за счет чего они сумели завоевать доверие и финансоемкого крестьянина, и сельхозпроизводителя, чтобы они объединили свои средства в интересах общего дела. Председатель правительства Абдусамад Гамидов поручил Минсельхозу РД совместно с нашим университетом провести 17 марта мастер-класс с приглашением ответственных специалистов исполнительной и муниципальной власти Дагестана. Люди должны понять, что деньги приносят больше дохода в том случае, когда работают, нежели тогда, когда находятся на банковских счетах.

– Зайдин Магомедович, в январе этого года у вас был юбилей. Хоть вы и не озвучивали цифр, 60 лет исполняется не каждый год. Что бы вы назвали своим главным достижением, чем вы особенно гордитесь?

– Мне очень нравится, что 60 лет в переводе с аварского звучит как «три по двадцать». Каждому возрасту соответствуют свои радости и свои удовольствия. Уметь получать удовольствие от жизни – это, во-первых, не хотеть невозможного; я приверженец более спокойного образа жизни, таким был и мой отец. Во-вторых, я стал больше понимать тех, кто старше меня на 10 и более лет.

60 лет для ректора вуза – это своеобразный звоночек, что ему осталось 5 или 10 лет (у нас ограниченный срок ректорства). За это время ты должен сделать то, о чем мечтал. Сегодня я мечтаю о том, чтобы перенести активность, профессиональную ориентацию и подготовку своего аграрного техникума и части вуза в сельские территории. Мы сейчас занимаемся ресурсным центром с одним инвестором в Сулейман-Стальском районе; очень хотел бы подобные ресурсные центры открыть в Хунзахе, Ботлихе, то есть там, куда дошла современная дорога. Я верю в слова покойного Саида Афанди, который говорил: придет время, и все мы вернемся в горы. Действительно, самая вкусная жизнь всегда была, есть и будет в горах: там другой воздух и климат, другое качество продукта, другое душевное состояние.

Но если вдуматься, мне есть чем гордиться. За это время я многое увидел, многое сделал своими руками. Прежде чем стать ректором, я прошел большой жизненный путь, где тоже был успешен. И всё это благодаря своим навыкам и знаниям. Но когда мужчина подходит к такой дате, то у него появляется повод поблагодарить за поддержку свою семью, без которой никто из нас ничего не добился бы. Прежде всего это мой отец и моя мать. Без их правильного воспитания и советов моя жизнь, возможно, сложилась бы иначе. И, конечно, 60-летие – это повод поблагодарить за поддержку и любовь мою супругу, настоящую дагестанскую женщину, хранительницу очага. Ведь не зря говорится, что за каждым успешным мужчиной стоит мудрая женщина.

– Каким вы видите свой вуз через 10 лет?

– Я думаю, что нужно стремиться к тому, чтобы государство дало вузу возможность развиваться на собственной земле. Если бы нам дали 1000 гектаров рядом с Махачкалой, то университет смог бы показать все выдающиеся достижения сельского хозяйства, которые нам доступны. Не браться за всё, от рыбы до птицы, а сосредоточиться на 5-6 направлениях – кормопроизводстве, овцеводстве, скотоводстве, то есть тех областях, где дагестанцы всегда были профессионалами.

Чтобы это хозяйство кормило вуз для дальнейшего саморазвития и чтобы у тех, кто поступает к нам, была уверенность в том, что на рынке труда они самые интересные и востребованные кадры.