Коллаж

Есть ли шанс у какого-либо из дагестанских языков стать государственным наряду с русским хотя бы в нашей республике? Когда-то эту функцию исполнял кумыкский язык. И даже русские люди в Дагестане его знали и говорили на нём. Теперь времена иные – в ходу другие языки. И даже своё молодое поколение мы стараемся научить английскому языку, а не какому-либо национальному.

Багаудин Узунаев

Тема… или ныне уже проблема… сохранности языков Дагестана, да и всех других языков малых народов мира имеет свою историю. И даже предысторию. Если в современном мире малые языки исчезают мирно, ввиду их объективной неконкурентоспособности с мировыми языками, то в истории были времена, когда они исчезали по причине истребления их носителей носителями великих языков. Так, например, исчез прусский язык, один из трех языков балтской семьи, наряду с литовским и латышским…

ЗА МЕСТО ПОД СОЛНЦЕМ!

Но мы не будем заходить так далеко, ведь Дагестан в этом смысле представляет уникальный пример и дает пищу для обоснованных полноценных и перспективных дискуссий об этом предмете. У нас одних только титульных языков более 14! И, кстати, наблюдается тенденция их увеличения ввиду настойчивого стремления андо-цезских, дидойских и других авароязычных народов обрести языковую самостоятельность и стать титульными со всеми вытекающими отсюда культурными и социально-политическими последствиями…

Любопытно, что этот процесс, скажем так «вылупливания» новых титульных языков, в Дагестане проходит на фоне той самой темы/проблемы сохранности наших языков в современных условиях. Тут есть элемент парадокса: с одной стороны, носители этих языков окрылены перспективой обретения независимости, с другой – по ее обретении они столкнутся с той же проблемой – сохранения себя в условиях острой конкуренции языков за расширение своего ареала использования и применения. Это ни в коем случае не отрицает их права на борьбу за «место под солнцем». Более того, тут должны быть заинтересованы и все остальные «языки», потому что любой язык, даже самый малый, представляет собой величайшую ценность безотносительно того, какова численность его носителей. Ценность языка как средства общения очевидна и не нуждается в обосновании. Но есть у него ценность и другого, более высокого, метафизического свойства. Согласно теории Сепира и Уорфа, которую разделяет ваш автор, язык – это промежуточная реальность, расположенная между миром идей и миром вещей, предметов. Если вдуматься, то она не покажется такой уж нереальной. Вся проблема в том, что мы не знаем, насколько слова, которые мы используем для обозначения вещей, действительно являются названиями именно этих вещей. Сомнения эти возникли в результате того, что многое из того, что люди называли белым, в свете новой эпохи оказывалось черным. Поэтому возможность такой ошибки оказалась перенесена и на вещи, и предметы. Эта проблема глубоко исследована в знаменитой книге Мишеля Фуко «Слова и Вещи», которая, как нам кажется, никогда не потеряет своей актуальности.

Мы не знаем, как формировались наши языки, как они обрели то фонетическое и смысловое обличье, в котором нам достались. Но то, что происходило это долго и мучительно, что результат этих процессов абсолютно гармоничен, несомненно. Возьмите любое слово и произнесите, вынув из него гласную: например, вместо «здание» произнесите «здние» – вы увидите, что оно станет совершенно бессмысленным. Это означает, что каждая буква в слове не случайна, что она часть той картинки действительности, которую нам это слово представляет. В наследии Бенедикта Спинозы (1632-1677) есть трактат, который называется «Очерк грамматики еврейского языка». В нем Спиноза «сумел увидеть вообще элементы картины мира и в еврейском языке, в частности, – элементы особой картины мира». Основной тезис его концепции гласит, что «тот или иной этнический язык активно, хотя и неосознанно для его носителей, формирует их представления об объективном мире вплоть до основных категорий времени и пространства…» То есть с утратой любого, самого малого по числу носителей языка, человечество утрачивает особую, уникальную картину мира, которая запечатлена в этом языке.

ОСТАВИМ НЕНУЖНЫЕ СПОРЫ

Но вернемся к нашим реалиям. В идеале любой язык видит себя государственным, государствообразующим. Языком, которым пользуются не только в рамках семьи, да и то, если она мононациональная, но и на улице, в госучреждениях, который звучит по радио и на ТВ. Но в современном мире, где международные связи и контакты растут с каждым годом, даже большим языкам, вроде русского, приходится испытывать на себе все прелести жесткой конкуренции. Чего греха таить, сегодня все эти связи и контакты невозможны без знания английского языка… Да, наш «великий и могучий» также признан международным, но масштабы его использования и применения несопоставимы с английским. И с каждым годом эта диспропорция возрастает.

Но в рамках собственно Российской Федерации русский язык, безусловно, служит языком межнационального общения. В том числе и в нашей Стране гор.

Уточняю это, потому что, на первый взгляд, логично, если носителем государствообразующего языка является государствообразующий народ того или иного многонационального образования. Но наш Дагестан в этом смысле представляет собой исключение из общего правила. Я считаю, что подобное стремление, а иногда и прямая борьба за право быть государствообразующим в многоязычном образовании – явление естественное. Как не бывает дерева без ствола, так не может быть и государства без стволового языка, без главного народа. Но есть ли шансы у какого-либо из дагестанских языков стать таким в современных условиях? Тут ведь одного желания мало, нужны объективные предпосылки.

В свое время, когда русский язык еще не стал в Дагестане языком межнационального общения, такую роль, как я уже говорил, играл кумыкский язык. Он был в то время очень распространен, им свободно владели практически все народы, которые впоследствии были объединены в политическое образование под названием «Дагестан». Но даже ему, несмотря на такую востребованность, не удалось удержать эту позицию. Против выступили влиятельные представители горских народов. Вот как это происходило. «Дорогие единоверцы, – цитирую источник, – нам сейчас же надо решить, на каком языке будут говорить наши дети, на каком языке будут печатать книги, будет вершиться наш суд. Мы здесь решили, что ближайшие наши родственники по религии – это турки. Мы одна семья перед Аллахом. Вот почему говорить нам следует на тюркском, книги следует печатать на тюркском языке, суд вершить на тюркском». Но большевик Магомед-Али, сын Дахада, против этого, он считает, что общим языком в Дагестане должен быть арабский. «Уважаемый кадий, – говорит он, – какой же это народный язык, если с 16 века Османская империя пыталась навязать нам этот тюркский язык, но ничего так и не получилось. Народы Дагестана отвергали его и позднее, каждый раз, когда турецкий сатрапы влезали к нам. Это чуждый нам язык!» Слова сына Дахада вызвали к нему симпатии со стороны духовенства, склонного к сохранению приоритета арабского языка. Тотчас присоединились к нему и колеблющиеся, неопределившиеся. «Сама жизнь подтверждает нам тот постулат, – говорит один из таких, – который свидетельствует, что тюркский язык – это варварский язык. Это язык засилья». Чем кончилось дело, мы знаем: общим стал русский язык, который в сравнении с турецким, конечно, не был ни варварским языком, ни языком засилья… (Любопытно в этом отрывке еще то, что «большевик Магомед-Али, сын Дахада» выступает за главенство арабского языка, хотя, казалось бы, он должен был выступить за главенство русского. Но, как читатель увидит ниже, ошибку этого большевика вовремя исправил другой большевик – Саид Габиев. Но об этом по порядку).

Впрочем, цитата эта взята из художественного произведения (см. роман Ибрагима Керимова «Махач»), где возможны искажения и преувеличения. Однако есть и официальный документ, из которого видно, как лидеры Дагестана тех лет пытались установить единство хотя бы в языковой сфере. Это «Протокол совещания, созванного дагестанским Обкомом ВКП(б) по вопросу о языке и алфавите» от 29 июня 1923 года»; он напечатан в книге лакского ученого С. Мусаева «Саид Габиев». Автор переносит нас в накаленную обстановку дебатов вокруг сложнейшего вопроса. «Слушали, – перехожу к цитате, – информационный доклад тов. Кюринского о государственном языке для народов ДАССР. Содоклад – тов. Коркмасов. Оба предложили в качестве такого тюркский язык. Против этого выступили Габиев и Мамаев…» Аргументы тов. Габиева я опускаю, так как они совпадают с теми, что приведены выше, только выражены в более резкой форме. Причем настолько резкой, что после этого совещания он надолго исчез с дагестанского горизонта, перебравшись в Грузию, в Тифлис, где и закончил свои дни…

Я это говорю к тому, что избрать среди нескольких наших «великих» языков один в качестве государственного будет очень трудно. Тем более что острой необходимости для этого нет, так как русский язык вполне успешно справляется с этими функциями. Завершить я хочу простой мыслью: раз уж русский язык, причем добровольно, избран нами в качестве государственного, может, лидерам народов Дагестана уже пора отказаться от покушений на статус государственных – как в плане этническом, так и языковом?

 

Коллаж: Вавилонская башня: Бог смешал языки тех, кто ее строил… Дагестан — Коркмасов — Саид Габиев… диалог между народами… культура… книги… Библия — Бенедикт Спиноза…