127371811012

Сегодня я вспоминаю о событии, со времени которого прошло 20 лет и две недели. 9 января 1996 года мы были оповещены о том, что отряд боевиков под командованием Салмана Радуева вошел в Кизляр и после неудачной попытки атаковать военный аэродром с базирующимися на нем военными вертолетами отступил в центр города. Радуевцы захватили роддом, согнав туда множество заложников из близлежащих домов.

Теймур Абдуллаев

Об этом много писали тогда, пишут и сегодня – по прошествии 20 лет. История любого события складывается из воспоминаний и фактов. Я лично не имел непосредственного отношения к тем событиям и не принимал в них никакого участия, но и мне есть что рассказать о тех днях, основываясь на свидетельствах очевидцев.

ХРОНИКА СОБЫТИЙ

9 января 1996 года отряд боевиков общей численностью 256 человек атаковал Кизляр. Командиры – Салман Радуев, Хункар-Паша Исрапилов. Первоначальная цель боевиков – вертолетная база. Во время атаки сепаратисты сожгли два вертолета и два бензовоза. Потом, под давлением ответного огня, они были вытеснены в город, где захватили местную больницу и взяли около 3700 человек в заложники. 10 января с сотней заложников они покинули город после переговоров с тогдашним председателем Госсовета Дагестана Магомедали Магомедовым. Аргументы, приведенные дагестанским руководством, до сих пор остаются для всех загадкой.

11-14 января – боевики укрепились в Первомайском. Село было блокировано федеральными войсками. 15-18 января – состоялся штурм села. Решение о начале операции было принято после известия о расстреле старейшин и нескольких милиционеров. Часть боевиков вырвалась из окружения – бандиты перешли границу с Чечней по газовой трубе, проложенной над рекой Аксай.

В ходе теракта погибло около 200 заложников и мирных людей, оказавшихся в тот момент на улицах Кизляра. Потери среди террористов – 153 боевика.

На описанную выше хронику я хочу наложить информацию и воспоминания бывших участников и очевидцев событий.

ПЕРЕГОВОРЩИК

Летом 1998 года моя фирма делала ремонт в квартире очередного заказчика. Хозяев представляли их дети: дочка – 19 лет и сын – 17 лет. Родители жили и работали в Кизляре, а эту квартиру приобрели, чтобы дети, получая образование в столице, не ютились по чужим углам. В процессе ремонта приходится общаться с заказчиком хотя бы раз в день. Так было и здесь. Как-то к хозяйке пришли однокурсницы. Когда они ушли, хозяйка обратила мое внимание на одну из своих подруг. Потом рассказала, что во время радуевского похода родной брат этой подружки, милиционер, был убит в перестрелке с бандитами. В те годы бывало, что наши работники сдавались сепаратистам целыми блокпостами, в полном снаряжении и с избыточным боекомплектом. Даже под Первомайском на блокпосте сдалось 26 новосибирских милиционеров. В Кизляре 1996 года дело обстояло иначе. Я не знаю имени этого парня, не знаю его звания, не знаю обстоятельств его гибели, известно лишь, что он погиб с оружием в руках, как и многие из наших милиционеров в те черные для республики январские дни.

Потом в дальнейших беседах с хозяйкой (назовем ее М.) выяснилось, что вся ее семья, кроме нее, оказалась в заложниках в больнице Кизляра. Боевики заходили в дома, находящиеся поблизости от больницы, и силой сгоняли всех оказавшихся дома в больницу, для того чтобы иметь как можно больше заложников в своих руках. М. рассказывала, что все члены ее семьи, побывавшие в заложниках, переменились в характере, стали нервными. Она говорила, что ее отец был основным переговорщиком, осуществлявшим связь между боевиками и федеральными силами. Я познакомился позже с ее отцом, в те годы главврачом кизлярской стоматологической поликлиники. Как оказалось впоследствии, слова М. не были преувеличением. Я читал в материалах СМИ, что действительно ее отец, Ахмед, оказался тем, кто волею судьбы вынужден был посредничать в переговорах. В то время как его родственники находились в больнице, он курсировал от штаба силовиков до Радуева, пытаясь изменить к лучшему сложившуюся ситуацию. Благодаря таким незаметным и скромным героям, которые вели себя надежно и пытались быть спокойными, удалось свести кровопролитие в городе и больнице к минимуму. Ахмед был отмечен правительственной наградой, но главной наградой для него, конечно, было спасение его семьи и освобождение большинства заложников в самом городе.

Дальше боевики погрузились в предоставленные им автобусы, захватив с собой в качестве заложников членов правительства, местных депутатов и, конечно, множество простых людей. Что было дальше? Дальше были события, в которых участвовал еще один мой личный знакомый, шурин моего близкого друга. Вот его часть его истории.

КЛЯТВА ГИППОКРАТА

Примерно в 1998 году я оказался на даче у своего друга, там был и Шамиль, брат его жены. В тот майский денек над районом Тарки-Тау почему-то барражировал военный вертолет, совершая многочасовой облет территории. Шамиль рассказал: когда он был под обстрелом в Первомайском, то самым страшным было именно зависание над селом боевых вертолетов, расстреливающих населенный пункт из всех доступных средств. Потом вспомнил о событиях 1996 года. Шамиль – потомственный интеллигент, один из представителей медицинской династии своей семьи. В январе 1996 года он работал в Махачкале врачом на скорой помощи. Когда стало известно о радуевской вылазке, руководство отправило в Кизляр из Махачкалы несколько машин скорой помощи для оказания экстренной помощи и вывоза раненых и пострадавших. Этим они и занимались все то время, пока радуевцы находились в больнице. Руководство республики договорилось с боевиками о том, чтобы они выехали из города и отправились обратно с частью заложников, в числе требований значилось условие предоставления им для обслуживания своих раненых двух или трех экипажей машин скорой помощи. Самих врачей, правда, в известность об этом условии поставить никто не удосужился. Шамиль рассказал, что, когда они подъехали в очередной раз к больнице, где им предстояло забрать раненого, боевики объяснили, что забирать они больше никого не будут, а поедут с ними в Чечню. Я не судья тем, кто отправил врачей в заложники, не сообщив им об этом. Думаю только, что Шамиль в силу своей порядочности все равно пошел бы исполнять врачебный долг, сохраняя верность данной им когда-то клятве Гиппократа.

В больнице ему поручили какого-то раненого боевика, араба. Как он рассказывал, араб был безнадежен: проникающее ранение в брюшную полость, чуть ли не кишки наружу. Тем не менее почти двое суток удавалось поддерживать в нем жизнь. Когда он умер, экипаж скорой перевели к остальным заложникам копать окопы.

В это время войска брали в кольцо осажденное Первомайское. Село расположено в равнинном месте. Подобраться незаметно к домам невозможно ни с какой стороны –местность прекрасно простреливается. В таких условиях никакие спецоперации невозможны – только обычный армейский штурм с предварительной артиллерийской подготовкой. Снаряды не отличают заложников от террористов, они не являются средствами точечного убийства.

К этому маленькому дагестанскому селу в те дни было приковано внимание всего мира. Как можно объяснить уничтожение заложников своими же войсками? Теми войсками, которые должны были освобождать людей, а не убивать? У меня и сегодня перед глазами тот человек в камуфляже, в черной вязаной шапочке, с погонами генерал-майора. Не помню его имени. Он и сейчас занимает какую-то должность то ли в Думе, то ли еще где, его часто показывают по ТВ. Тогда он сказал всему миру, что у них есть сведения, что террористы расстреляли всех заложников. Откуда у них могли быть такие сведения? Это была упреждающая попытка оправдать возможные огромные потери среди заложников. Раз нет заложников, значит, можно накрыть шквальным огнем все село – там ведь остались одни террористы. Видимо, такая боевая задача и ставилась перед личным составом.

Шамиль вспоминал, что к заложникам, которые в это время рыли оборонительные окопы под дулами автоматов, подошел Радуев с транзистором в руках и дал им послушать последние новости. «Все слышали? Оказывается, вас уже нет в живых», – сказал он им. Когда начался штурм, боевики разрешили заложникам спрятаться в брошенных домах. Почему-то в них не было подвалов – они не могли служить защитой от снарядов.

Когда боевики решили оставить село и уйти пешком в Чечню, то собрали заложников и повели их гуськом через прорехи в оцеплении, через спешно накиданные нашими саперами минные поля. Так получилось, что Шамиль отстал от общей группы и залег в промерзший январский грунт. Поверх теплой одежды на нем был докторский халат. Несколько часов он пролежал на земле, потом поднялся с поднятыми руками и был принят бойцами российской армии.

Всех, кого задержали в этот день, поместили в закрытое помещение, где его и разыскал, наконец, мой друг, приехавший туда вместе с тестем Шамиля. Он попросил переговорить с Шамилем наедине. Офицер, который вывел Шамиля из помещения, сказал другу, чтобы тот его провел во двор и, если есть машина, потихоньку вывез. Потому что по-другому его начали бы пропускать через три фильтра: дагестанского МВД, дагестанского ФСБ и московского ФСБ на предмет возможной причастности к отряду боевиков. Они послушались доброго совета, потихоньку сели в машину – и были таковы. Так закончились его злоключения. В заключение своего рассказа Шамиль отметил, что через некоторое время Салман Радуев передал ему через кого-то, что, если он захочет, то ему обеспечено место главврача в любой больнице на территории мятежной Ичкерии, но, конечно, он отказался.

20 лет пролетели незаметно. Те, о ком я сейчас рассказал, обзавелись детьми, которые уже выросли. Только потерявшие жизнь оборвали тоненькую нить между своими предками и нерожденными потомками. Вечная им память…