Не могу знать, есть ли какая-то логика в том, что жизнь нас сводит с одними людьми и разводит с другими. До сих пор не могу понять, каким образом получилось так, что я познакомился с Адалло Магомедовичем Алиевым. Мы были по разные стороны жизни, жили в разных мирах и временных континуумах, но мы встретились… Я увидел доброго и очень красивого старика. Человека со своими принципами и со своей непростой историей. И, конечно же, бесконечно доброго и талантливого.

Заур Газиев

И вот теперь этот человек ушел… Ушел человек-эпоха, человек-судьба. Человек, о котором много чего и по-разному написано. Я с ним время от времени общался. Он мне звонил, иногда я ему. Чаще всего он обсуждал темы моих статей. Первое время я не понимал, почему в определённых кругах к нему было такое негативное отношение. Ведь он такой позитивный человек! Потом понял. Зависть в творческой среде – вещь неизбежная… Да и салафитские убеждения настраивали против него многих людей, которые, может, его и в глаза не видели.

Я знаю его как поэта, как творческого человека. Я не хочу обсуждать его участие в НВФ,   обсуждать, почему в какой-то момент он оказался в числе тех, кого назовут бандитами. Тем более что уже тогда он был совсем не молодым человеком. Меня не интересовало его прошлое – я увидел в нём просто человека, который хорошо ко мне относился, и остальное меня не интересовало. То, что он был талантлив, – это бесспорно. То, что он был не так признан, как этого заслуживал, тоже бесспорно. Помнится, после того, как он эмигрировал, кто-то в Союзе писателей Дагестана пришел к Расулу Гамзатову и сказал, что фотография Адалло до сих пор висит на стенде в офисе и надо бы её оттуда убрать. «Тебе что, делать нечего? – спросил мудрый Расул Гамзатович. – Иди, занимайся своими стихами!»

У Адалло было своё отношение к Союзу писателей Дагестана. Не мне судить,  прав он был или не прав, но он всегда был честным в своём отношении к людям. Ни за какие коврижки никто не заставил бы его говорить то, чего он не желал сказать.

Он написал предисловие к моей книге. И для меня это было большое счастье, потому что до предисловия он прочитал саму книгу и сделал свои замечания. Они были по делу, и я принял их к сведению. Надо сказать, что вся его семья приняла меня очень доброжелательно. А когда на меня произошло нападение, то этот пожилой человек приехал ко мне и оказал моральную поддержку. Друзья действительно познаются в беде.

Глупо было бы утверждать, что мы обсуждали с Адалло только творческие вопросы. Нет, конечно, и политику обсуждали. И государственное устройство. Он много рассказывал о своей молодости, об отношениях в Союзе писателей РД. Я никогда не спрашивал, как он оказался в рядах НВФ, а он никогда об этом не говорил. О его участии в Конгрессе народов Чечни и Дагестана я вообще узнал только тогда, когда делал фильмы, посвященные юбилею вторжения в Дагестан международных бандгрупп. Даже когда увидел, вопросы задавать ему не стал. Это его жизнь и его выбор, в котором он, скорее всего, раскаялся.

Он всегда с уважением и благодарностью вспоминал Магомедали Магомедовича, который приложил массу усилий для того, чтобы Адалло вернулся домой. Поэты должны возвращаться домой живыми…

Адалло был бунтарём. Он никогда не удовлетворялся достигнутым. Он всегда шел вперёд и всегда что-то изменял в своей жизни. Он из тех людей, кому всегда было тесно в предложенных рамках. А ещё он был максималист. Если уж он за что-то брался, то уходил в это с головой. Я делал с ним несколько интервью, но никогда не мог прогнозировать его ответы. Он был по-хорошему непредсказуем. А ещё он был очень красивым и в чём-то наивным человеком. Если он не хотел видеть в человеке плохое, то не видел. И никто не мог его в этом плохом убедить. Нет, его нельзя было обмануть, просто он умел не замечать не приятные для себя вещи. А ещё к Адалло никто не мог остаться  равнодушным. Бывало, что его люто ненавидели и завидовали его таланту, а бывало, что любили, несмотря ни на что. Он прожил большую, наполненную событиями жизнь, он научился прощать и ценить людей. Бог как-то любил его. До последнего вздоха он был в светлой памяти и ясном разуме. В последние годы беседовать с ним получалось очень редко. Работа с годами оставляет всё меньше времени для простого человеческого общения…

Он ушел тихо и неожиданно, как уходят поэты, чьи слова будут звучать ещё долго после их ухода. Светлая память!

Не могу знать, есть ли какая-то логика в том, что жизнь нас сводит с одними людьми и разводит с другими. До сих пор не могу понять, каким образом получилось так, что я познакомился с Адалло Магомедовичем Алиевым. Мы были по разные стороны жизни, жили в разных мирах и временных континуумах, но мы встретились… Я увидел доброго и очень красивого старика. Человека со своими принципами и со своей непростой историей. И, конечно же, бесконечно доброго и талантливого.

Заур Газиев

И вот теперь этот человек ушел… Ушел человек-эпоха, человек-судьба. Человек, о котором много чего и по-разному написано. Я с ним время от времени общался. Он мне звонил, иногда я ему. Чаще всего он обсуждал темы моих статей. Первое время я не понимал, почему в определённых кругах к нему было такое негативное отношение. Ведь он такой позитивный человек! Потом понял. Зависть в творческой среде – вещь неизбежная… Да и салафитские убеждения настраивали против него многих людей, которые, может, его и в глаза не видели.

Я знаю его как поэта, как творческого человека. Я не хочу обсуждать его участие в НВФ,   обсуждать, почему в какой-то момент он оказался в числе тех, кого назовут бандитами. Тем более что уже тогда он был совсем не молодым человеком. Меня не интересовало его прошлое – я увидел в нём просто человека, который хорошо ко мне относился, и остальное меня не интересовало. То, что он был талантлив, – это бесспорно. То, что он был не так признан, как этого заслуживал, тоже бесспорно. Помнится, после того, как он эмигрировал, кто-то в Союзе писателей Дагестана пришел к Расулу Гамзатову и сказал, что фотография Адалло до сих пор висит на стенде в офисе и надо бы её оттуда убрать. «Тебе что, делать нечего? – спросил мудрый Расул Гамзатович. – Иди, занимайся своими стихами!»

У Адалло было своё отношение к Союзу писателей Дагестана. Не мне судить,  прав он был или не прав, но он всегда был честным в своём отношении к людям. Ни за какие коврижки никто не заставил бы его говорить то, чего он не желал сказать.

Он написал предисловие к моей книге. И для меня это было большое счастье, потому что до предисловия он прочитал саму книгу и сделал свои замечания. Они были по делу, и я принял их к сведению. Надо сказать, что вся его семья приняла меня очень доброжелательно. А когда на меня произошло нападение, то этот пожилой человек приехал ко мне и оказал моральную поддержку. Друзья действительно познаются в беде.

Глупо было бы утверждать, что мы обсуждали с Адалло только творческие вопросы. Нет, конечно, и политику обсуждали. И государственное устройство. Он много рассказывал о своей молодости, об отношениях в Союзе писателей РД. Я никогда не спрашивал, как он оказался в рядах НВФ, а он никогда об этом не говорил. О его участии в Конгрессе народов Чечни и Дагестана я вообще узнал только тогда, когда делал фильмы, посвященные юбилею вторжения в Дагестан международных бандгрупп. Даже когда увидел, вопросы задавать ему не стал. Это его жизнь и его выбор, в котором он, скорее всего, раскаялся.

Он всегда с уважением и благодарностью вспоминал Магомедали Магомедовича, который приложил массу усилий для того, чтобы Адалло вернулся домой. Поэты должны возвращаться домой живыми…

Адалло был бунтарём. Он никогда не удовлетворялся достигнутым. Он всегда шел вперёд и всегда что-то изменял в своей жизни. Он из тех людей, кому всегда было тесно в предложенных рамках. А ещё он был максималист. Если уж он за что-то брался, то уходил в это с головой. Я делал с ним несколько интервью, но никогда не мог прогнозировать его ответы. Он был по-хорошему непредсказуем. А ещё он был очень красивым и в чём-то наивным человеком. Если он не хотел видеть в человеке плохое, то не видел. И никто не мог его в этом плохом убедить. Нет, его нельзя было обмануть, просто он умел не замечать не приятные для себя вещи. А ещё к Адалло никто не мог остаться  равнодушным. Бывало, что его люто ненавидели и завидовали его таланту, а бывало, что любили, несмотря ни на что. Он прожил большую, наполненную событиями жизнь, он научился прощать и ценить людей. Бог как-то любил его. До последнего вздоха он был в светлой памяти и ясном разуме. В последние годы беседовать с ним получалось очень редко. Работа с годами оставляет всё меньше времени для простого человеческого общения…

Он ушел тихо и неожиданно, как уходят поэты, чьи слова будут звучать ещё долго после их ухода. Светлая память!

Не могу знать, есть ли какая-то логика в том, что жизнь нас сводит с одними людьми и разводит с другими. До сих пор не могу понять, каким образом получилось так, что я познакомился с Адалло Магомедовичем Алиевым. Мы были по разные стороны жизни, жили в разных мирах и временных континуумах, но мы встретились… Я увидел доброго и очень красивого старика. Человека со своими принципами и со своей непростой историей. И, конечно же, бесконечно доброго и талантливого.

Заур Газиев

И вот теперь этот человек ушел… Ушел человек-эпоха, человек-судьба. Человек, о котором много чего и по-разному написано. Я с ним время от времени общался. Он мне звонил, иногда я ему. Чаще всего он обсуждал темы моих статей. Первое время я не понимал, почему в определённых кругах к нему было такое негативное отношение. Ведь он такой позитивный человек! Потом понял. Зависть в творческой среде – вещь неизбежная… Да и салафитские убеждения настраивали против него многих людей, которые, может, его и в глаза не видели.

Я знаю его как поэта, как творческого человека. Я не хочу обсуждать его участие в НВФ,   обсуждать, почему в какой-то момент он оказался в числе тех, кого назовут бандитами. Тем более что уже тогда он был совсем не молодым человеком. Меня не интересовало его прошлое – я увидел в нём просто человека, который хорошо ко мне относился, и остальное меня не интересовало. То, что он был талантлив, – это бесспорно. То, что он был не так признан, как этого заслуживал, тоже бесспорно. Помнится, после того, как он эмигрировал, кто-то в Союзе писателей Дагестана пришел к Расулу Гамзатову и сказал, что фотография Адалло до сих пор висит на стенде в офисе и надо бы её оттуда убрать. «Тебе что, делать нечего? – спросил мудрый Расул Гамзатович. – Иди, занимайся своими стихами!»

У Адалло было своё отношение к Союзу писателей Дагестана. Не мне судить,  прав он был или не прав, но он всегда был честным в своём отношении к людям. Ни за какие коврижки никто не заставил бы его говорить то, чего он не желал сказать.

Он написал предисловие к моей книге. И для меня это было большое счастье, потому что до предисловия он прочитал саму книгу и сделал свои замечания. Они были по делу, и я принял их к сведению. Надо сказать, что вся его семья приняла меня очень доброжелательно. А когда на меня произошло нападение, то этот пожилой человек приехал ко мне и оказал моральную поддержку. Друзья действительно познаются в беде.

Глупо было бы утверждать, что мы обсуждали с Адалло только творческие вопросы. Нет, конечно, и политику обсуждали. И государственное устройство. Он много рассказывал о своей молодости, об отношениях в Союзе писателей РД. Я никогда не спрашивал, как он оказался в рядах НВФ, а он никогда об этом не говорил. О его участии в Конгрессе народов Чечни и Дагестана я вообще узнал только тогда, когда делал фильмы, посвященные юбилею вторжения в Дагестан международных бандгрупп. Даже когда увидел, вопросы задавать ему не стал. Это его жизнь и его выбор, в котором он, скорее всего, раскаялся.

Он всегда с уважением и благодарностью вспоминал Магомедали Магомедовича, который приложил массу усилий для того, чтобы Адалло вернулся домой. Поэты должны возвращаться домой живыми…

Адалло был бунтарём. Он никогда не удовлетворялся достигнутым. Он всегда шел вперёд и всегда что-то изменял в своей жизни. Он из тех людей, кому всегда было тесно в предложенных рамках. А ещё он был максималист. Если уж он за что-то брался, то уходил в это с головой. Я делал с ним несколько интервью, но никогда не мог прогнозировать его ответы. Он был по-хорошему непредсказуем. А ещё он был очень красивым и в чём-то наивным человеком. Если он не хотел видеть в человеке плохое, то не видел. И никто не мог его в этом плохом убедить. Нет, его нельзя было обмануть, просто он умел не замечать не приятные для себя вещи. А ещё к Адалло никто не мог остаться  равнодушным. Бывало, что его люто ненавидели и завидовали его таланту, а бывало, что любили, несмотря ни на что. Он прожил большую, наполненную событиями жизнь, он научился прощать и ценить людей. Бог как-то любил его. До последнего вздоха он был в светлой памяти и ясном разуме. В последние годы беседовать с ним получалось очень редко. Работа с годами оставляет всё меньше времени для простого человеческого общения…

Он ушел тихо и неожиданно, как уходят поэты, чьи слова будут звучать ещё долго после их ухода. Светлая память!