102843613492

К началу 133 гогда до н. э. приток баснословных богатств, случившийся после победы над Карфагеном тринадцатью годами ранее, вероятно, казался событием из какой-то другой эры. Строительные программы застопорились, цена на зерно сначала выросла вдвое, а затем еще раз удвоилась, затратная война в Испании, остававшаяся не завершенной, высасывала средства из казны.

Саймон Бейкер

Тем временем продолжающийся рост числа безземельных граждан вел к увеличению безработицы в городе. Это были явные предпосылки к грядущей смуте. И в этот именно год, когда повсюду царили напряженность и возбуждение, на побеленной деревянной доске, вывешенной в Римском форуме, был начертан земельный законопроект народного трибуна Тиберия Семпрония Гракха. Он высказал суть своего проекта на плебейском собрании, спокойно стоя на трибуне, тщательно подбирая слова и не допуская дерзости в тоне:

«Дикие звери, населяющие Италию, имеют норы, у каждого есть свое место и свое пристанище, а у тех, кто сражается и умирает за Италию, нет ничего, кроме воздуха и света. Бездомными скитальцами бродят они по стране вместе с женами и детьми, а полководцы лгут, когда перед битвой призывают воинов защищать от врага родные могилы и святыни, ибо ни у кого из такого множества римлян не осталось отчего алтаря, никто не покажет, где могильный холм его предков… и воюют, и умирают они за чужую роскошь и богатство, эти «владыки вселенной», как их называют, которые ни единого комка земли не могут назвать своим!»

Речь Гракха была истинным произведением ораторского искусства, и окончание ее можно уподобить страстному крещендо, в котором звучал один простой вопрос: кто должен воспользоваться плодами римских завоеваний? «Разве было бы справедливо, – вопрошал он, – общественное достояние разделить между всеми? Разве гражданин такой же человек, что и раб? Разве воин не более полезен, чем человек несражающийся? Разве участник в общественном достоянии не будет радеть более об интересах государства?»

Часть наиболее влиятельных землевладельцев из знати подняла шум: они и слышать ничего подобного не хотели. Этот нахальный смутьян, ведомый личной обидой, говорили они друг другу, подрывает самые основы республики. Лишая их земель, которыми они владеют долгое время, отнимая у них имущество, он грабит главных защитников отечества, ведущих народ за собой во время войны.

Другие доказывали, что они и их предки вложили огромные средства в общественные земли. Многие из них были опустошены в период Второй Пунической войны, заверяли они, и только благодаря их стараниям, твердости и рвению – не говоря уж о финансовых затратах – удалось восстановить плодородность разоренных земель. Там же находятся их родовые поместья, и там же покоится прах их покойных отцов. Однако сенаторы ничего не могли поделать с тем обстоятельством, что у народа имелось право на окончательное решение.

***

Но все только начиналось. Марк Октавий, друг детства Тиберия, поначалу отказался помогать фракции Насики (который представлял в своем «образе» интересы крупных землевладельцев) и принимать участие в выборах в Плебейское собрание. Однако ему не хватило мужества и твердости характера, чтобы противостоять давлению со стороны мощной группировки сенаторов. Возможно, им достаточно было только намекнуть ему, что его карьере придет конец, если он откажется выполнять их требования. Как бы то ни было, Октавий принял участие в выборах и также был избран на пост трибуна. Магистрат объявил о начале голосования. Но когда был заявлен законопроект о земле, Октавий поднялся с места и выкрикнул: «Вето». Толпа недовольно зашумела. Тиберий прекрасно знал, что самым действенным способом воспрепятствовать прохождению закона было воспользоваться правом вето, которым обладал каждый из десяти народных трибунов. Но он и подумать не мог, что кто-либо из трибунов наложит вето на законопроект, который, вне всяких сомнений, послужит на пользу народу, представителями которого они избраны.

Так началось противостояние двух старых друзей, теперь превратившихся во врагов. День за днем созывалось Собрание, Тиберий пытался переубедить своего оппонента, но под угрожающими взглядами консерваторов, стоявших на ступенях здания Сената, Октавий упрямо продолжал препятствовать принятию закона. Сенаторы не ошиблись в выборе человека. Октавию не было еще тридцати, он происходил из неприметной семьи, мечтавшей закрепиться в Сенате, к тому же он сам владел излишними землями. Таким образом Октавий, хотя и обладавший благоразумным и добрым нравом, лишился бы не только земли, но и всякой надежды на устроение карьеры в среде знати, если бы решил предать ее интересы.

Тиберий, будучи верен своему долгу, предложил компенсировать Октавию все его земельные потери. К восторгу толпы он пообещал сделать это из собственного кармана. Когда попытки «миром» разрешить препоны Октавия исчерпали себя, Тиберий решил прибегнуть к «кнуту», запретив ведение любых дел в государстве до тех пор, пока не состоится голосование по внесенному законопроекту. В результате жизнь в городе замерла. Судебные слушания были остановлены, рынки закрыты, всякий доступ к государственной казне воспрещен. Но выхода из тупика не находилось, чернь приходила во все большее возбуждение и бешенство, Тиберий все более укреплялся в отчаянной решимости идти до конца.

Накалив обстановку в Риме, он наконец придумал, как ему преодолеть вето Октавия. Когда массы разъяренных плебеев вновь собрались для голосования и Октавий вновь наложил свое вето, Тиберий выдвинул новое беспрецедентное предложение. Он встал на кафедру и спокойным голосом попросил народ проголосовать за то, чтобы лишить Октавия полномочий народного трибуна ввиду того, что он «явно» не справляется со своими обязанностями. Толпа, жаждая крови, восторженно зашумела, и тут же начался подсчет голосов. Одна за другой трибы отдавали свои голоса в пользу отставки Октавия, так что председатель только поспевал выкрикивать: «Триба Палатина: против Октавия. Триба Фабии: против Октавия» и т. д. Тут Тиберию стало ясно, что после нескольких недель нараставшего напряжения толпа приблизилась к точке кипения. Тиберий, дав знак приостановить голосование, горячо и искренне обратился к старому другу. Обняв и поцеловав его, он попросил Октавия уступить и предоставить народу то, что принадлежит ему по праву. Это обращение тронуло сердце юного трибуна, «глаза его наполнились слезами, и он долго молчал». Но стоило ему поднять глаза на Насику и его приспешников, наблюдавших за ним со ступеней здания Сената, как страх потерять их расположение вновь охватил его.

В итоге именно это чувство возобладало над всеми другими, Октавий в последний раз подтвердил свое вето, после чего голосование продолжилось. Перед оглашением волеизъявления последней из триб Тиберий, почувствовав надвигающуюся опасность, когда еще чуть-чуть – и толпу не обуздать, послал своих соратников к Октавию, дабы те увели его с кафедры и защитили от гнева. Это было сделано как раз вовремя, поскольку сразу после завершения голосования и отстранения Октавия от должности толпа попыталась наброситься на бывшего трибуна. Его друзьям не удалось остановить ее, и только под прикрытием людей Тиберия Октавию удалось спасти жизнь. В тот же самый день законопроект был принят единогласно.

***

История с отставкой Октавия только укрепила аристократическую верхушку в нежелании идти на компромисс. Сенат каждый раз саботировал любые подвижки по финансированию реформ. Даже союзники Тиберия сочли его зашедшим слишком далеко в применении полномочий народного трибуна. Кривотолки, перекинувшись из Сената на улицы Рима, дали толчок грязной кампании по дискредитации Тиберия: «стремится не к народному благу, а только к власти и попросту использует плебс для утверждения собственных амбиций и обретения верховенства в государстве». Грязная молва называла его тираном, стремящимся стать царем. Как доказательство этому приводили жестокость его действий в отношении Октавия, лишенного священного и неприкосновенного статуса трибуна. Сенаторы подготовили обвинения и были готовы ждать, срок полномочий Тиберия стремительно приближался к концу.

Опасаясь за свою жизнь, Тиберий отныне повсюду ходил с охраной. Его друзья и соратники стали днем и ночью охранять его дом, разбив на улице целый лагерь. Единственный способ избежать судебного преследования, говорили они, это остаться на своем посту – так почему бы ему не стать трибуном еще на один год? Хотя занимать одну и ту же должность в течение двух лет подряд запрещала традиция, однако народное собрание своим голосованием вполне могло создать новый прецедент.

В день голосования на рассвете была произведена ауспиция (вариант гадания). Ее результаты не предвещали добра. Последовали дурные знамения, он шел по улице, направляясь к Форуму, к его ногам с крыши упал камень, сбитый вниз вороном. Эти знамения настолько поколебали его решимость, что он уже подумывал о снятии своей кандидатуры с выборов. Но один из греческих наставников Тиберия, который немало повлиял на становление его политических взглядов еще в юношеские годы, сказал ему: «Какой будет срам и позор, если Тиберий, сын Гракха, внук Сципиона Африканского, заступник римского народа, не откликнется на зов сограждан, испугавшись ворона!»

Когда Тиберий прибыл на Форум и взошел на Капитолий, вокруг него завязалась потасовка; через дерущуюся толпу к Тиберию пробился преданный ему сенатор и рассказал, что в этот самый момент на заседании Сената Насика подстрекает сенаторов к убийству Тиберия. Взволновавшись, Тиберий передал новость своим людям, дабы те приготовились к схватке. Однако до некоторых из них, увязших в толпе, было не докричаться. И тогда Тиберий положил себе на голову руку, пытаясь дать им понять, что его жизни угрожает опасность. Это был роковой жест! Враги истолковали этот жест как «Тиберий требует себе царской диадемы!» Насика обратился к консулу, чтобы тот спас республику и убил тирана. Консул, однако, отказался сделать это, отстаивая принцип справедливости, на котором покоилась республика: он заявил, что не станет применять насилие для разрешения политического спора, равно как и казнить человека без суда и следствия. Тогда Насика потерял самообладание и, в ярости вскочив, объявил чрезвычайное положение со словами: «Ну что ж, если глава государства – изменник, тогда все, кто готов защищать законы, – за мной!»

За ним последовали его рабы, подручные, сотни сенаторов, обвязав вокруг пояса свои тоги, чтобы те не мешали при ходьбе, и, вооружившись по пути к Капитолию кто чем мог: сломанными посохами, а то и ножками от скамеек. Многие люди в толпе расступились перед ними из уважения к их званию и положению, а также из страха при виде такого множества знатных людей, полных решимости прибегнуть к насилию. Другие, даже сторонники Тиберия, запаниковали и стали давить друг друга, пытаясь рассеяться. В обстановке растерянности и хаоса Тиберий также обратился в бегство. Когда кто-то схватил его за тогу, он просто отбросил ее в сторону. Одетый в одну тунику, он вновь попытался скрыться, но споткнулся о тела упавших. Он упал на землю, и тут его настигли и забили до смерти… Не менее трехсот человек в тот день приняли подобную смерть: не как благородные люди, сраженные в бою мечами, а как рабы, безжалостно избитые дубинками, палками и камнями.

Так впервые в истории республики политический конфликт разрешился убийством…

Подготовил Шамиль Гамидов