16382462595

Узнав, что в отпуск я собираюсь ехать в Тель-Авив, друзья, знакомые и незнакомые, короче говоря, все отговаривали: «С ума сошел? Там же война, какой отпуск?»

Андрей Максимов

Уже в аэропорту Домодедово представитель израильской службы безопасности поинтересовался: «Почему вы едете в Израиль, когда в нашей стране идет война, бомбят мирные города?» «А вы предлагаете в такой ситуации бросить моих израильских друзей?» – не выдержал я. «Интересный ход мысли», – удивился человек в галстуке и унес куда-то мой паспорт. Правда, быстро вернул, сказав: «Спасибо».

Что такое война в Тель-Авиве? Это когда сидишь с друзьями и пьешь кофе, и вдруг взвывает сирена. Сирена похожа на ту, что издают машины скорой помощи, только она не приближается и не удаляется. Все встают. Женщины и дети идут первыми. Всегда. В любом доме. И выходят либо в бомбоубежище, либо на лестничную клетку.

Я попал на закрытие сезона в знаменитый Тель-Авивский театр «Гешер» и посмотрел гениальный (настаиваю на этом определении) спектакль Евгения Арье «Диббук». Перед началом спектакля на сцену вышла очаровательная (и на этом определении я настаиваю также) директор Лена Крейндлина и сказала, что за время бомбежек театр не отменил ни одного своего спектакля и зрители не сдали ни одного билета. Переждав аплодисменты, она рассказала, что необходимо делать, если вдруг раздастся сирена. На этот раз обошлось.

Во время сирены останавливаются машины, люди прячутся на обочине. Выходят из кафе и ресторанов. Быстро, но спокойно. Я был в Тель-Авиве три недели и ни разу не видел паники во время тревоги.

В южных городах Израиля тревожные сирены звучали гораздо чаще. Иногда людям приходилось буквально жить в бомбоубежищах, однако все равно они пытались существовать нормальной, привычной жизнью.

Корреспондент «9-го израильского канала» замечательный журналист Сергей Гранкин рассказывал, что в южных городах существует такое негласное правило. Вот раздается сирена, люди выходят из кафе в бомбоубежище. Если сирена раздается дважды, то, когда люди возвращаются, им меняют кофе за счет учреждения: за это время он успел остыть. Если дело ограничивается разовым сигналом тревоги, то кофе не меняют: остыть не успел.

Месяц Сергей Гранкин жил на границе с сектором Газа. Июль. Израиль. Сорокаградусная жара. Ежечасные включения в прямой эфир.

– Сергей, как вы жили? Где вы спали, например?

– Спал в машине. С тем, чтобы помыться или сходить в туалет, проблем нет: местные жители пускают всегда. И кормят. Если предлагать за еду деньги, обижаются.

На улицах Тель-Авива плакаты: красивый улыбающийся ребенок и подпись «Спасибо за то, что вы нас защищаете». Единение нации невероятное. Как сказала жена моего друга, «мы ощущаем себя семьей».

Среди погибших израильских солдат – репатриант из Америки. Кто-то написал в социальной сети: «Приезжайте, кто может похоронить солдата, чтобы в последний путь его кто-нибудь проводил». Приехало тридцать тысяч человек!

Диктор обращается к зрителям с экрана телевизора: «Спасибо большое всем, кто везет солдатам еду, одежду, предметы быта… Но командование просит в ближайшее время этот поток остановить: во-первых, у солдат все есть, во-вторых, на дорогах возникают такие пробки, что не могут пройти танки, идущие на фронт».

Офицер израильской армии, чей сын был взят в плен в Газе (потом выяснялось, что он погиб), удивляется в телевизоре, что ему до сих пор не позвонил премьер-министр. Через полчаса премьер-министр во время официального доклада отвечает офицеру своей армии, что претензии вполне обоснованы, он непременно позвонит, просто был шабат, он не хотел тревожить человека.

Израильские танки шли в бой, обклеенные детскими рисунками. Такая война…

Если бы не «Железный купол», жертв и разрушений в Израиле было бы в десятки, в сотни раз больше. Я видел, как работает это изобретение израильских ученых. По небу летит точка – это палестинская ракета. В нее врезается израильская ракета. Раздается мощный, оглушительный взрыв. На землю падают осколки. Они довольно большие, есть размером с ладонь, и очень острые, как бритва. Именно поэтому сразу после взрыва выходить из убежища нельзя. Израильтяне умеют защищать своих граждан. Только поэтому, несмотря на многочисленные ракеты, жертв среди мирного населения было столь мало.

Вообще Тель-Авив – веселый и шумный. Внешне – европейская столица; накануне шабата, в пятницу, он гудит, как любой восточный город. Но не в эти дни. По телевизору показывают фотографии погибших солдат. Их похороны. Я видел много людей, которые плакали, видя эти кадры. Никто из них лично солдат не знал, просто люди понимали, что это – чьи-то дети. Очень хорошо понимали и чувствовали: не чужие люди, а чьи-то дети.

Впервые в жизни у меня был вечер-встреча в Тель-Авиве. Я не говорил о войне, а рассказывал о своей психофилософии. Потом было множество вопросов. И ни один человек не спросил меня про войну. И вообще не задали ни одного вопроса про политику. Говорили про то, как воспитывать детей, как избавиться от одиночества, как правильно общаться.

Война – противоестественна. Люди устают от нее. Устают от сирен, от взрывов, от страхов за себя, за своих и чужих родных. Устают от ежедневной близости смерти.

А на улицах Тель-Авива – яркое, доброе солнце. Оно обращается к людям с одним призывом: «Живите!»