64901519270

Если не ошибаюсь, майданщиками называют карманных воров или каких-то других специалистов по ненасильственному отъему денег у трудящихся. Киевские майданщики этой зимой пока ни у кого денег вроде бы не отбирали. Но есть одно явление, которое мне, законопослушному налогоплательщику, показалось странным и которое оказалось общим с нашим бытием.

Теймур Абдуллаев

Сотрудников «Беркута» в эти дни показывали очень часто. То в них бросали камни, то «молотов-коктейли», то показывали, как они горят, облитые горящей соляркой, то кадры из больницы. Я обычно не подвержен влиянию чужого мнения, почти всегда имею свое. Так вот. Не хочу вдаваться в обсуждение политических нюансов такого явления, как Майдан, но, видя кадры из Киева четвертой недели января, у меня не проходило мерзкое ощущение близкого предательства. Начальство готовится предать своих бойцов, как это обычно и бывает. Бойцы стоят, как вкопанные, в шлемах, со щитами. Никакого оружия не видно. И над ними изгаляются, как хотят, атакующие повстанцы. Марк Твен писал когда-то, что если над толпой нет Человека, то это просто масса людей. У этих киевских милиционеров нет во главе человека с большой буквы. Нет того, кто возьмет на себя ответственность и скомандует: «Фасс!» Без такого человека они чувствуют себя маленькими и незащищенными. Восставшие призывают разыскивать их семьи и расправляться с ними. Это слышал и видел по телевизору я, думаю, слышал и Янукович, наверное, слышал и их министр ВД. Никакой реакции с их стороны. Никто этим «беркутам» не сказал: «Я обеспечу безопасность ваших семей, я вам отец родной». Или что-нибудь в этом роде. Вот они, как мышки, переодеваются после службы, в штатском идут домой, боясь, что кто-то их узнает…

Мой хороший знакомый когда-то, в начале перестройки, устроился работать в махачкалинский СИЗО. Он стеснялся места своей службы, во всяком случае, поначалу. И перед работой переодевался в форменный мундир в квартире своего родственника, который живет рядом с изолятором. Это было явление другого порядка: им руководило другое чувство, нежели страх; времена были не такие, как сегодня. Сегодня у меня есть знакомые полицейские или работники из подобных структур. Точно так же, как их украинские коллеги, они испытывают страх перед своим мундиром. Участковые ходят сейчас в штатском, работники УФСИН ходят в штатском, за это их даже не порицает начальство. Когда на дорогах стоят группы полицейских, то лица их скрыты масками, как у палачей в средневековой Европе. Меня лично это пугает. Я хочу, чтобы человек, проверяющий у меня документы, не скрывал своего лица за черной вязаной маской. Я не бегаю по городу с гранатами, ножами или пистолетами, но я хочу иметь хоть какую-то гарантию, что передо мной стоит человек с определенным лицом, а не зомби, смелость которому обеспечивает его маска.

Один мой родственник работал раньше в ОМОНе. Одно время он собирался перевестись на службу куда-то за пределы Дагестана, в среднюю полосу, но так и не сделал этого. Как-то, встретив его, я поинтересовался его службой. Он ответил, что сейчас уволился, работает таксистом. Другой родственник, стоявший рядом, сказал, что он просто скрывает сейчас факт своей службы от остальных, для пущего спокойствия, а так продолжает где-то служить. Мне, например, нет разницы, за кого они себя выдают. Меня заботит только то, что непонятно, как они будут защищать нас от преступного мира, если сами себя не могут защитить? Они боятся своего мундира, кто же тогда будет бояться их и закон в целом? Сколько может продолжаться подобная ситуация?

Виктор Андреевич Суворов, бывший офицер ГРУ, писал, что время нападения гитлеровцев на СССР военная разведка определяла по косвенным признакам. К примеру, отслеживали оптовые цены на определенные товары. Признаком подготовки к агрессии должны были послужить падение цен на мясо в Европе (для зимней кампании нужны были овечьи полушубки для немецкой армии, и, если для этой цели стал бы осуществляться массовый забой овец, цены на мясо упали бы). Вторым важным признаком должно было стать повышение цен на ГСМ повышенной вязкости, для работы танковых двигателей в условиях русской зимы. Так вот, косвенным признаком стабилизации нашей с вами жизни, думаю, будет момент, когда полицейские и работники других органов перестанут бояться носить свои мундиры, когда они перестанут скрывать от всех место своей работы. От всей души хочу дожить до этих дней. Надоело жить, как на пороховой бочке.