56378610793

Послесловие к Единому дню голосования 8 сентября

Выборы 8 сентября 2013 года – всех уровней – прошли, образно говоря, под знаком «легитимности». Первые слова Путина, когда он собрал у себя в Ново-Огарево победителей в выборах глав ряда субъектов РФ (среди которых был и наш Абдулатипов), были следующие (пересказываю своими словами): в этот раз нам удалось обеспечить на выборах небывалую прозрачность и «легитимность»… Такой легитимности в нашей избирательной практике еще не было… Да и в мировой практике тоже, можно смело сказать, такой легитимности не бывало.

Багаудин Узунаев

И он совершенно прав. Проблемой «легитимности» власть в этот раз озаботилась капитально. Но не только она – процесс носил встречный характер: на другом конце обеспечением «прозрачности» выборов, особенно в Москве, занималась т.н. «болотная оппозиция», которая возлагала огромные надежды на Навального. Он ее, однако, подвел…

Все пошло насмарку?

Но если в России, особенно в Москве, вопрос легитимности выборов решался в более-менее живой борьбе сторон, то в Дагестане и Ингушетии был избран другой метод обеспечения легитимности: рядом с уже «избранными» Кремлем кандидатами – соответственно Абдулатиповым и Евкуровым – просто поставили по две фигуры (можно сказать, статистов), которые никак с ними конкурировать, разумеется, не могли. Честно говоря, в этой ситуации я не вижу предмета для анализа – все тут ясно и понятно. Разве что для психоанализа. В самом деле, самое интересное в этом треугольнике (где «дамой сердца» выступала, конечно, Ее Величество Власть) – то, как претенденты на ее руку переживали ситуацию, где два кандидата точно знали, что Мадам уже давно «другому отдана» (и будет «век» ему верна…).

Что должны были испытывать эти люди? Думаю, что все трое испытывали смешанные чувства… Особенно после того, как были оглашены результаты голосования. Но на их стороне был такой мощный психологический фактор, как «государственный долг». Т.е. долг государственного человека, который во имя торжества государственных интересов должен, не задумываясь, идти туда, куда скажет государство, делать там то, что для этого государства полезно и необходимо. Без подключения этого фактора нейтрализовать унизительность положения, когда ты сознательно делаешься статистом и марионеткой, на мой взгляд, невозможно.

Любопытно и то, как чувствовал себя в этом «треугольнике» сам Абдулатипов. Полагаю, что и он испытывал некоторый дискомфорт, особенно в связи с тем, что он, ступив на политический олимп Дагестана, позиционировал себя как исключительно нравственный политик (заметим, что в современной политической истории единственным нравственным политиком признан Вацлав Гавел). И тут вдруг он вынужден (да, вынужден, так как сам заявлял, что стоит за всеобщие и прямые!) участвовать в игре, которая в глазах народа выглядит как откровенный фарс. Но и ему, как я убежден, на помощь пришел фактор «государственного интереса», который, по-видимому, нейтрализовал воздействие негативных эмоций, неизбежных для нормального человека в столь двусмысленной ситуации.

В целом же, как мне кажется, такая легитимация власти первого лица дает обратный эффект, т.е. снижает его легитимность. Ибо народ понимает, что эта легитимность обеспечена, во-первых, путем отъема у него права непосредственного голосования, чему бывший врио даже не попытался возразить перед Кремлем; а во-вторых, на его глазах разыгран фарс, который ему предлагают принимать за чистую монету. Это унизительно для любого народа, даже такого забитого, как дагестанцы. Но вопрос легитимности для Абдулатипова имеет еще и национальный аспект. Все смущены и избирательным подходом к дагестанским кланам: амировский и магомедовский, «разгромленные», как все уверены, им и его командой (первый – полностью, а второй – частично) – оба даргинские. В связи с этим подозревают, что он хочет ограничиться только ими, не трогая другие кланы. Видимо, он собирается на них опираться в реализации своих реформ. Т.е. тут просматривается реминисценция сетований Муху Алиева, который, как писали СМИ жаловался, что не может нормально работать в связи с отсутствием у него финансовых потоков и «стволов». МВД с ФСБ и всеми остальными силовыми структурами ему было мало! Видимо, хорошо усвоил опыт своего соплеменника…

Завершая тему легитимности выборов первого лица в Дагестане, хочу сказать, что нельзя исключать, что Кремль умышленно использовал в отношении кавказских субъектов этот «подрывной» прием. Полностью легитимный в глазах дагестанцев лидер Кремлю не нужен и опасен, в том смысле, что получает тем самым относительную независимость и самостоятельность. А пример Шаймиева Кремлю сильно врезался в память, и он вряд ли хочет его повторения, тем более на горючем материале кавказских регионов…

Битва за Москву

Выше я сказал, что действительная борьба за прозрачность и как следствие ее легитимность выборов развернулась в тех регионах России, где они были всеобщие и прямые. Именно их имел в виду президент Путин, говоря о небывалой легитимности выборов 8 сентября 2013 года даже в мировом масштабе. Насчет нашей «практики», то тут, возможно, президент России и прав. А вот насчет мировой… Во-первых, надо установить, что подразумевается под словом «мировой». Если Запад, т.е. США и Западная Европа, то там власть специально обеспечением «прозрачности» не занимается, потому что там нет проблемы «недоверия населения к власти». Там технические новинки в избирательные процессы внедряются по мере их возникновения в конструкторских бюро по технике и технологии. Так сказать, в порядке обновления технологического уклада. Но на избирательные участки они поступают далеко не в первую очередь. А зачем, раз там нет проблемы «легитимности власти»? А потуги обеспечить максимальную «прозрачность-легитимность» выборного процесса со стороны власти – это, как ни крути, следствие недоверия к ней населения.

Отметим и другой аспект этой проблемы. Все мы помним бум в связи с новинкой на мартовских выборах президента России. Тогда по указанию кандидата в президенты России Путина были изготовлены и установлены на избирательных участках тысячи т.н. веб-камер. «Из общего числа участков, которые мы должны были оборудовать, мы не оборудовали только один. Туда не дошел вездеход», – хвастал тогда глава Минкомсвязи Игорь Щеголев. Это и в самом деле было замечательно. Смущало лишь одно: этот прорыв в сфере «облачных» технологий произошел не в порядке естественного обновления технических средств слежения, а по мановению «царя-батюшки» – Путина!

Далее. Это было преподнесено как величайший пример обеспечения прозрачности избирательного процесса. Дошло до того, что глава ЦИК РФ Владимир Чуров, определив веб-камеры как «совершенно новое слово в выборных технологиях», предложил «использовать такую же систему для выборов президента Франции и выборов президента США», так как это был канун выборов в данных странах. Реагируя на это предложение, находившаяся тогда в России депутат Европарламента от Италии Элизабет Гардини ответила: «Идея хорошая, но для Европы, увы, упомянутые выше 15 млрд. руб. – неподъемная сумма. Это в настоящее время очень дорого для нас». Она с европейской тактичностью умолчала о другой, гораздо более важной причине. Ставить камеры наблюдения во Франции или в США не только экономически невыгодно, но и – главное – нецелесообразно: там, где власть не крадет голоса избирателей, там не нужно никаких веб-камер. И в этом смысле невиданная легитимность выборов 8 сентября может лишь указывать на невиданный рост недоверия к власти со стороны населения. И очень низкая явка во многих регионах России – лучшее тому доказательство.

Свободы не желаете?

Но для нас не менее важен и тот аспект проблемы, который затронула Элизабет Гардини – финансовый. В России на содержание государственного аппарата и охраняющих его силовиков всех типов тратятся колоссально огромные деньги. Наши с вами деньги – налогоплательщиков.

В Европе же и США контроль над расходованием бюджетных средств иной, гораздо более жесткий. Недавно я читал комментарий одного из лучших российских ландшафтных дизайнеров Александра Гривко к репортажу Павла Лобкова об «одноразовых липах в гранитных кадках на Тверской за 200 тысяч евро за штуку»: «Это абсурд и воровство, – уверенно заявил дизайнер. – Во Франции, где я живу, все шоссе озеленены многолетниками. Однолетники могут присутствовать только в малом количестве и в важных местах. Перед Ратушей, на центральной площади. Такого не делают нигде в мире. Даже в Монте-Карло. Чем это объяснить? Только воровством. Это бизнес, четкий, отработанный. И рассчитанный на глупость людей, для которых это якобы делается. Если в нашей французской деревне мэр прислал бы отчет и там было бы написано, что они три раза сажали вдоль дороги тюльпан, бегонию, цинерарию, то мэра не было бы на следующий день. Это были бы разборки, скандалы – вы потратили наши деньги на чепуху, которая на фиг не нужна!»

Любопытно, что Навального, на которого «болотные» возлагали такие большие надежды, обставил именно тот кандидат в мэры Москвы, при котором весь этот «бизнес» производился. Г-н Собянин.

Почему же так разгромно проиграл Навальный, на которого все так надеялись? Конечно, самая первая причина в том, что основная масса населения России тяготеет к авторитарным формам правления, к традиционным формам хозяйствования, к агрессивной внешней политике и т.д. Их еще называют конформистским большинством. Оппозиционная масса выглядит в сравнении с ними весьма скромно. По словам коллег из СМИ, она примерно равна численности людей, вышедших в декабре прошлого года на митинг на Болотной. 100 – 150 тысяч человек. «Приблизительно таково, – подытоживает Латынина, – в Москве число людей с врожденным чувством свободы, самостоятельным заработком, готовностью отвечать за свою судьбу…».

Права ли коллега Латынина или нет, читатели решат сами.

 

 

Коллаж: Выборы в Махачкале… Абдулатипов, Баглиев, Омарова… Москва… Навальный, Собянин, московские улицы с деревьями и цветами, если поместится — Караман с людьми…