69432818279

Так называется роман Василия Шукшина, рассказывающий о восстании Степана Разина. Недавно Рамазан Абдулатипов в интервью корреспонденту канала «Россия» сказал, что освободил дагестанцев от двадцатилетнего рабства. Заявление сильное. Его, конечно, нельзя воспринимать буквально, но и делать вид, что ничего не случилось, тоже как-то не получается. Тем более от рабства мы еще не освобождены, но спасибо Рамазану Гаджимурадовичу хотя бы за озвучивание проблемы.

Теймур Абдуллаев

Народ откликнулся на это заявление в целом энергично. Смысл большинства высказываний заключался в следующем: рабство – категория внутренней ментальности; если человек считает себя рабом, то он раб и есть, если – свободным, то он свободен. Блогер N пишет, например, что в Дагестане и рабы есть, и господа. Иногда есть рабы, согласные быть рабами, есть свободные… вообще, это внутренний выбор… главное – не быть покорным рабом. На мой же взгляд, не бывает человек независим от окружающего его общества, никогда не бывает! И если общество рабовладельческое, то и человек, состоящий в нем, будет рабом.

Рабство – это система устройства общества, где человек является собственностью другого человека или государства. Прежде в рабы брали пленников, преступников, должников, позже и гражданских лиц, которых принуждали работать на своего хозяина. Злоупотребления правами человека подпадают под широкое толкование понятия рабства. Вот эта форма рабства и является наиболее распространенной в нашей стране.

Есть моменты в нашей жизни, когда государство и те структуры, которые это государство поддерживают, будто бы ставят нас лицом к стенке и тычут носом в оную, давая нам понять, что мы – никто. Это происходит не постоянно, но каждый из нас может вспомнить несколько случаев из своей жизни. Я расскажу про случаи, произошедшие со мной.

Как-то (это было давно) у меня перестал работать домашний телефон. Мои звонки в службу ремонта результатов не дали. По прошествии семи месяцев телефон внезапно заработал. Никаких объяснений я не получил, но за эти месяцы абонентскую плату пришлось заплатить. Мне подумалось тогда, что если бы им пришло в голову отобрать мой номер, то они бы это сделали. Рычагов воздействия на них у меня не было ни тогда, впрочем, нет и сейчас.

Второй случай. Мои родители купили в 1970-м году железный гараж. Когда-то у нас была машина, которую в нем и содержали. Таких гаражей в городе было десятки тысяч. Я всегда воспринимал этот гараж как собственность, которую защитить не смогу, а если ты не можешь защитить свою собственность, то она не твоя. В какое-то время гаражи нашего двора решили перенести на другую сторону дома. Казалось бы, какая разница? Да это была просто-напросто первая пробивка общественного мнения. Будет ли кто-нибудь против? Таковых не оказалось. Через несколько лет железные гаражи убрали во всем городе. Я не стал дожидаться этой кампании и избавился от собственности, собственником которой я себя не считал. Не знаю, куда вывозили свои гаражи остальные. Это ведь проблема. Одно замечу: самые продуманные из соседей на месте железных гаражей в свое время возвели каменные. Они стоят и поныне, кое-какие из них превратились в офисы или во что-то подобное. Бесспорно, гаражи в том виде, в котором они располагались по дворам всего города, портили вид дворов, занимали площадь, на которой должны были играть дети и т.д. То, что их вывезли, у меня не вызывает отрицания. Но! Эти десятки тысяч гаражей были чьей-то собственностью, ни одному из нас они не достались бесплатно. К этому надо было отнестись так, как принято в цивилизованных странах. Выкупить или дать площадки, на которых их можно компактно разместить. Но никто не парился, вывезли, а народ стерпел.

Идем дальше. Два или три года назад служба, обеспечивающая горожан газом, вдруг в результате каких-то мифических перерасчетов сделала большинство жителей города должниками за газ. Я помню эти ужасные очереди, в которых давились сотни и сотни ни в чем неповинных людей. Скорее всего, у газовиков накрылась компьютерная сеть, были утрачены данные о платежах. Они решили не озадачиваться и взвалили ответственность на всех нас. Доказывайте, мол, что вы не должники. В частных домах плата за газ очень высока, это вам не квартиры, поэтому эмоции людей мне были понятны. У меня дома, спасибо отцу, хранятся платежки за коммунальные услуги аж с 1970 года! Он мне когда-то в ответ на мое насмешливое замечание ответил, что этому государству доверять нельзя. Тысячу раз он был прав. Конечно, если ты министр или руководитель ведомства, у тебя все будет ровно, доказывать будешь не ты, а тебе, но все остальные люди живут вне какого-то внятно очерченного правового поля.

Все эти истории касаются обычной жизни, я даже близко не подходил к епархии нашей юстиции. Я даже представить боюсь, какие беззакония творятся там, где действует право силовиков. Там мы, простые граждане, вообще ничем не защищены. 1000 лет назад один из франкских королей, наследник Карла Великого, творил правосудие под каким-то особым деревом. И к нему мог обратиться любой: дворянин, севр, колон, и каждый имел право на рассмотрение своего дела. Сегодня в Дагестане такого дерева нет. Как еще назвать наше общество, если не рабовладельческим? Спасибо, что хоть эту проблему озвучили; может быть, со временем начнут ее решать?

Сегодняшнее дагестанское рабство – это рабство государственное, а не какое-либо личное. С этим злом надо бороться, потому что оно изгоняет наших детей с родины. Фроим Грач из рассказа Исаака Бабеля задает очень правильный вопрос: «Орлов бьешь, начальник, с кем останешься, со смитьем?»