59291916027

Шло лето… Самое длинное лето моей жизни. Лето цвета оранжевого безмолвия иссушало пустой жарой. Порывы горячего ветра пахли отчаянием и безысходностью. Минуты, часы, дни перетекали песком в часах из верхней половинки колбы в нижнюю. С ними утекали моя жизнь, надежда, что будет хоть какая-то информация о брате Гасане, которого похитили пять месяцев назад.

Саид Ниналалов

Уже давно перестали собираться в его доме родственники, друзья и знакомые, многие из которых приходили с целью помочь, морально поддержать; другие – услышать новости; третьи, таких было немного, – получить удовольствие и зарядиться энергией от чужой беды. Состояние боевой готовности, готовности мчаться по любому намеку, сигналу, сменилось тягостным ожиданием, тупой болью в сердце. Жена брата Зульфия уже не вскакивала на каждый звонок, на каждый стук в дверь. Их трехлетняя дочь Наргиз реже спрашивала, когда папа вернется из командировки.

Работа не останавливалась, она шла без особых успехов и неудач. Несколько месяцев в ожидании новостей я не выезжал из Махачкалы. Но, несмотря на поддержку сельчан, работников комбината и офисов, накапливались вопросы, требующие моего личного участия. И мы, посоветовавшись с отцом, пришли к такому варианту работы: я вылетал в Москву, там меня встречал Гусейн, близнец Гасана, передавал мне ключи от машины, на которой он приезжал в аэропорт, и улетал в Махачкалу этим же самолетом, где так же в аэропорту его ждала оставленная мной машина. То есть в Дагестане постоянно находился кто-то из нас двоих. Младший брат Рабадан жил в своем ритме, занимался своим бизнесом, но тоже все время был готов помочь.

Самое страшное – это неизвестность. Мы не знали самого главного – жив ли он? Все «успокаивали» нас, говоря о том, что его похитили только из-за выкупа: его не будут мучить голодом, пытать, им он нужен живой, похитители заинтересованы в том, чтобы выйти на нас и договориться о выкупе с минимальной оглаской и минимальным риском для себя.

Мы знали, что он жив. Мы надеялись, что он жив. Мы считали, что он жив. Гусейн, его близнец, почувствовал бы, если с Гасаном было бы что-то не так. У близнецов есть определенная мистическая связь. Будучи разлученными, они болеют практически одновременно. Если одному плохо, другой тоже чувствует недомогание. Гусейн всегда твердо отвечал на наш, может, и наивный вопрос. «Он жив, я это чувствую. Ему плохо, очень плохо, но он жив», – заверял он нас.

Естественно, мы активно искали, встречались разными людьми: бородачами, которых в те годы было не так много в Дагестане, с работниками органов. Этих органов, которые занимаются вопросами экстремизма и похищения людей, оказалось немало. Управление по борьбе с экстремизмом, которое называлось сложной аббревиатурой из многих букв Э и располагалось на первом этаже 6-го отдела в Махачкале, отдел по похищениям людей – на 4-м этаже этого же отдела, всесильная спецслужба по соседству с МВД Дагестана, соответствующие структуры в Москве.

***

Очень таинственной оказалась деятельность управления по экстремизму. Это был небольшой блок из нескольких кабинетов, в которых за столами, чаще на столах, сидели молодые ребята, окружившие себя ореолом некой таинственности и собственной сверхзначимости. Старые светло-желтые столы никогда не были «запятнаны» никакими бумажками. Хотя другие пятна были: следы табачного пепла, темные кружочки от стаканов. Рядом с каждым столом был сейф. Дверцы сейфов регулярно с железным лязгом открывались и закрывались хлопотавшими вокруг них сотрудниками. Навсегда запомнил несколько человек, с которыми провел много времени в обсуждениях, как найти Гасана, в поездках и встречах с вероятными посредниками. Не все из них сегодня живы…

Багаутдин. Высокий стройный парень с серыми спокойными глазами и запоминающейся полуулыбкой. Он передвигался медленно, осторожно, баюкая свою руку, как будто к чему-то прислушиваясь. Он недавно вышел из больницы, где лежал после того, как его полоснула автоматная очередь. Даже не знаю, ему повезло или нет, скорее всего, повезло – он остался жив. Багаутдин получил ранения в руку и живот. Во время операции занесли какую-то заразу и оперировали снова. О ситуации, в которой его ранили, он рассказывал скупо, без имен: «Мы договорились встретиться, чтобы выкупить похищенного. У меня в дипломате были деньги. Конечно, не деньги, а «куклы». А место встречи было заранее оцеплено нашими людьми. Наверное, они почувствовали неладное: как только я пришел на условленное место, раздалась автоматная очередь. Очнулся я уже в больнице…

Чем кончилась та операция, вызволили ли похищенного, кто он был, я так и не узнал».

Азиз. Курчавый темноглазый капитан. Чуть старше Багаутдина. Тоже был уверен во всем, что говорит и делает… Говорил он много, не делал ничего. Но, пообщавшись с ним, послушав его истории, я уходил с надеждой, что он занимается нашей бедой. Как оказалось, надеялся зря. Гораздо позже, весной 2001 года, во время очередного посещения шестого отдела меня удивил один случай. Я был в их здании, дожидаясь какой-то бестолковой встречи, и смотрел в окно. Вдруг на крыльцо вышел Азиз и прошел за ворота. На улице его встретил мой сельчанин из Каспийска Дибир, они обнялись так, как обнимаются старые друзья, сели в машину и уехали. С Дибиром у меня было шапочное знакомство, никаких общих дел, но он уже несколько лет интриговал против меня, поддерживая определенную группу моих дальних родственников и врагов в одном лице…

Обычно, когда долго общаешься с человеком, ищешь каких-то общих знакомых, друзей, земляков. Азиз никогда не говорил, что он знает Дибира, никогда. И эта встреча явно близких людей меня непонятно поразила. Позже Дибир не раз будет писать на меня жалобы, не раз организует наезд органов. Последняя жалоба Дибира в качестве работника комбината, хотя он ни одного дня там не служил, послужит поводом для моего «добровольного» увольнения.

Магомед. Молодой человек, от которого исходило ощущение недюжинной физической силы, с круглыми чуть навыкате глазами. Он все время жаловался на какие-то интриги, грозился перейти в другой отдел, рассказывал, что только он в отделе занят делом.

Кадыр. Представитель моего родного района. Он не хотел со мной встречаться в шестом отделе, приглашал домой, рассказывал долгие истории о своей семье.

Камал. Немногословный сумрачный человек с невысоким насупленным лбом, черными глазами и большим ртом. С ним потом я не раз встречался в самых неожиданных местах и компаниях.

Все разговоры с этими людьми сводились к выяснению того, почему украли моего брата, к поиску настоящих и мнимых наших врагов, к прощупыванию того, смогу ли я что-то заплатить. Отдельное и важное место занимали рассказы об их старых подвигах, интригах на работе и о том, что никому верить нельзя, никто не поможет, только один человек – тот, с кем я в этот момент разговаривал. Об оплате я говорил одно: найдите его, потом говорите о деньгах. Будет результат, будут и деньги.

***

Но только один человек сделал реальный шаг. Это был начальник отдела, полковник Ахбердилав Акилов. Плотный, крепкий человек среднего роста, многое испытавший в жизни. Он сразу произвел впечатление своей основательностью и какой-то внутренней надежностью. Говорил он меньше всех и всегда только по сути дела.

В начале июля он позвонил мне.

— Подъезжай, есть разговор.

Через 10 минут я был у него в кабинете.

— Саид, твой брат жив и здоров. Мы нашли человека, который может это подтвердить.

— И как это сделать? Чем он докажет, что видел его?

— Он привезет или его фотографию, или видеосъемку. Чтобы ты убедился, что это свежая съемка, возьми что-нибудь из его дома, и Гасана покажут с этой вещью в руках.

Запахло дешевым гангстерским фильмом. Я, чувствуя себя очень глупо и не веря в эту странную, как мне казалось, идею, поехал к Гасану домой.

Зульфия поверила сразу и вынесла маленькую игрушку Наргизки – плюшевую глазастую ворону, чем-то похожую на сегодняшних смешариков.

Ровно через три недели позвонил Ахбердилав:

— Ты где? Зайди ко мне.

Я был в Москве. Хорошо, что было утро, самолет вылетал в Махачкалу около двух дня, и я успел к самолету. Из аэропорта сразу приехал в 6—й отдел.

— Саид, познакомься, это Ибрагим, он привез кассету с твоим братом, сейчас ты ее посмотришь.

Ибрагим производил двоякое впечатление: с одной стороны, рыхлый сильно надушенный парень лет 25 с тонким голосом и мягким рукопожатием, с другой – от него веяло грубой силой, характерной для человека, живущего в горах и не понаслышке знающего о физическом труде. Он был не по возрасту и как-то нездорово тучен.

Пока Ахбердилав включал старенький видеомагнитофон, мое сердце то рвалось в безумном ритме, то замирало. Завертелась кассета, и с ней завертелось мое сознание, уходя в какое-то другое измерение. В полутьме, такой, что практически не видно фона, появился Гасан, сильно похудевший и, несмотря на лето, в той же куртке, в которой он был в момент похищения. Гасан держал в одной руке переданную мной Ахбердилаву игрушку и, нервно и быстро говоря, бил по ней другой рукой.

Я не смогу пересказать всего, что он тогда говорил. Эту кассету я больше не видел. Когда Гасан был уже дома, я попросил отдать ее мне, но Ахбердилав не нашел ее. Через много лет в передаче «Чистосердечное признание» эта злополучная кассета всплывет. И все мы, братья, находясь в разных городах, одновременно увидим ее. Передачу, посвященную похищениям людей в Дагестане, увидит и Гасан… Оказалось, что Алексей Малков искал меня в Махачкале, чтобы мы рассказали о нашем деле, но Рабадан за нас всех отказал ему; он, как и мы все, не хотел все это вспоминать и травмировать Гасана. Но кассета к Малкову как-то попала и вышла в эфир: «Саид, только ты один можешь меня отсюда вытащить. Найди то, о чем они просят, и отдай им. Ради нашей покойной мамы помоги! Я тут болею, плохо себя чувствую, боюсь, долго не проживу…»

Он смотрел в камеру, говорил и говорил, рука нервно теребила и била игрушку. Запись кончилась, прошла небольшая пауза, началась новая запись, где он говорил то же самое, но немного другими словами. От сердца чуть отлегло. Значит, не все, что Гасан говорит, он произносит искренне: говорит то, что требуют от него сказать похитители.

— Ибрагим, где он, кто его держит, что нужно сделать, чтобы его вытащить?

— Меня уважаемый человек, Ахбердилав, попросил ради Аллаха, и по его просьбе я поехал искать твоего брата. Держат его в Чечне. Есть такие бандиты – братья Ахматовы. Их 8 или 9 человек. Он у одного из них.

Не знаю, что должно произойти, чтобы я начал, наконец, автоматически подвергать сомнению каждое услышанное слово. До сих пор, если мне говорят «белое», показывая на черное, я начинаю сомневаться: а вдруг это действительно белое, а я просто не так вижу? Я поверил тому, что Гасан находится в Чечне. Совсем недавно из Чечни вернулся один из сыновей Абдуразака Мирзабекова, который был в заложниках 11 месяцев; известно также было, что много концов, связанных с такими грязными и бесчеловечными делами, находят в Чечне.

— Сколько они хотят?

— Они сказали, что один миллион долларов.

— Они, наверное, сумасшедшие. Откуда у меня такие деньги?

— Ты сам себя не обманывай, у тебя только в Москве, говорят, 15 магазинов, не считая точек в Махачкале.

— Поехали в Москву, покажешь мне эти точки. Я все, что там есть, тебе отдам.

Разговор ни к чему не вел. Не мог ни к чему привести. Мы обменялись телефонами и разошлись.

***

Мы встретились через две недели. Он назвал место встречи – у переговорного пункта на Дахадаева. Я предупредил о встрече Ахбердилава.

— Возьми с собой диктофон, разговор запиши. Он потом поможет нам найти брата. Ты же не хочешь деньги платить?

— Ты пойми, мне брат нужен дома и живой. Своими методами вы все разрушите. Зачем мне нужен сейчас диктофон, когда вы сами его ко мне привели, когда первая встреча с ним была в твоем кабинете? Почему тогда разговор не записали? Почему его самого не забрали и не начали долбить? Он же все знает! Где Гасан находится, у кого.

— Нет, ты не понимаешь! Это наша работа, и мы знаем, как ее делать. Возьми с собой диктофон.

— Не могу рисковать жизнью брата, буду делать то, что сам считаю нужным.

И сейчас уверен, что риск для Гасана был огромным. Я не знал, в каких отношениях Ибрагим и Ахбердилав. Но я знал, что МВД может сделать все не так: собрать кучу бестолковых сотрудников, окружить все, что можно и нельзя, провести спецоперацию. Может произойти все что угодно.

Оставив машину за углом, на Оскара, я поспешил к месту встречи. Ибрагим сидел в темных очках за рулем грязно-розового не самого нового ландкрузера рядом с переговорным пунктом. Напротив, на другой стороне улицы, было здание самой главной спецслужбы – СГС. Я удивился: явный бандит назначает встречу прямо под окнами спецслужб! Или нужна особая смелость для этого, или не знаю… Впоследствии оказалось, что я не знал…

— Ну что, решил? С деньгами как? – с ходу начал Ибрагим.

— Это нереальная сумма, пусть уменьшают раз в десять. Максимум, что я могу собрать, –сто тысяч долларов, и то не знаю, как быстро; буду занимать у друзей и знакомых.

— Ты смеешься? Они ни за что не уступят! Я ради Аллаха рисковал жизнью, ездил в Чечню, там сейчас война еще не кончилась. Твое счастье, что я помогал им в ту войну, что они меня уважают и пропускают везде. Поехали со мной туда, и ты увидишь, что там шутить не любят.

— Я готов, поедем! – я думал, что смогу что-то доказать похитителям, убедить их умерить свои аппетиты…

***

Вечером я зашел к Сайгиду Абудуеву, проректору одного из институтов, сын которого, 23-летний Султан, был похищен 15 февраля, сразу после Гасана. Средь бела дня Султана, который ехал на своей десятке, подрезала старая тойота. Султан не успел затормозить и зацепил ее. Из тойоты вышел парень лет 30, походил вокруг машин, поцокал и сказал:

— Ну что, готов платить?

— За что? Ты же меня подрезал!

— Ты машину ударил мою сзади. Правила одинаковы для всех. Ударил сзади – плати.

Султан долго не спорил. Свидетелей, которые бы подтвердили или опровергли его правоту, не было.

— Поехали к мастеру, пусть оценит, во сколько твой ремонт встанет, – сказал Султан.

— Тут недалеко есть мой знакомый мастер, он дорого с меня не возьмет. Я всегда машину у него ремонтирую.

— Хорошо, поехали…

В тот же вечер в районе кинотеатра «Россия» на Калинина нашли брошенную пустую открытую десятку Султана…

У нас на две семьи была одна общая беда, и мы иногда встречались, делились скудной информацией, как-то поддерживали друг друга.

— Сайгид Абуталибович, что слышно? – с порога начал я.

— Тезка, у нас посредник появился!

— Ибрагим?

— Ты откуда знаешь?!

— Я только что с ним виделся. Миллион долларов с меня требуют.

— Тебе тоже сказал, что он в Чечне?

И Гасан, и Султан были в руках одной и той же шайки. И точно так же встречи с Ибрагимом происходили у здания СГС, и точно так же, чтобы убедиться в том, что Султан в Чечне, Сайгиду предложили отправить кого-нибудь туда с Ибрагимом.

***

Несмотря на то что у нас был один и тот же похититель, Сайгид Абуталибович предпочитал делать шаги самостоятельно. Я не мог с ним спорить. У каждого своя боль, у каждого своя правда. В Чечню через неделю после моей встречи с Ибрагимом поехал Максуд, муж сестры Султана.

Они свернули на юг в сторону гор недалеко от Гудермеса, недолго передвигались по серпантину. Оставив машину, углубились в одно из ущелий и добрались до маленького домика среди густой зелени, не видного с дороги.

На шум вышел бородач, увешанный оружием. В нем была какая-то опереточность, несмотря на серьезность ситуации, хотелось смеяться.

— Ви что тут дилаете? – с  утким акцентом спросил бородач.

Ибрагим что-то быстро начал объяснять по-чеченски, вставляя аварские и русские слова типа «похищение», «надо помочь, брат».

— Ти кого суда привел, зачим суда привел? Я вижу насквозь – он на кяфиров работает, – начал заводиться бородач, пытаясь вытащить пистолет, – езжай туда, откуда приехал, пока жив!

Он, наконец, выпростал пистолет из-под ремня и наставил его на Максуда.

— Бистро мотайте отсюда!

Эта несуразная сцена, но с реально заключавшейся в ней опасностью, надолго отбила охоту искать кого-либо в Чечне.

Встречи, очередные и такие же безуспешные, продолжались – цену Ибрагим не сбавлял. Он привозил от Гасана записки на старых листах тетради в клеточку. Гасан в этих записках говорил о том же. Предлагал способы, как можно достать требуемую сумму, говорил, что после его освобождения все начнем активно работать, ведь свобода – это главное!

В конце сентября Ибрагим сказал:

— Саид, ты же знаешь, кого еще держат эти «чехи»?

— Знаю, Султана Абудуева.

— Так вот, мне передали, что, если ты не хочешь поверить, что тебе придется отдать столько, сколько они просят, тебе привезут голову Султана! И тогда ты все до копейки отдашь!

— Ибрагим, ты же знаешь, это мой родной брат, были бы деньги, освободил бы его!

***

В эти дни в очередной раз активизировался наш единственный зять – муж сестры Ильяс. Сначала он привел меня к Магомед-Загиру, начальнику отдела Следственного комитета РФ по Южному Федеральному округу. Магомед-Загир взял фотографию Гасана, повертел ее в руках, хмыкнул и положил на стол. Через много лет ведомство Магомед-Загира возбудит на меня два уголовных дела, но это уже другая история. Я до сих пор не могу понять, в чем польза от этих округов? В том, что есть дополнительная масса чиновников и людей в погонах?

Через день Ильяс сказал:

 – У меня однокурсник есть в СГС, он полковник – Махмуд Гамадов. Давай с ним встретимся и поговорим.

Я подъехал к месту, где мы встречались с Ибрагимом. Вышел из машины и пошел ко входу в СГС, не мог просто сидеть и ждать. Махмуд встретил меня во дворе. После знакомства он сказал просто, прямо и грубо:

— Ты хочешь видеть брата живым и здоровым? Тебе ясно сказали – найди деньги, иначе тебе принесут голову Султана. Так чего ты тянешь резину? Воздух не гоняй. Принеси то, что они хотят. Других вариантов у тебя нет – отдай им миллион долларов, не скупись! Будут деньги – будет твой брат дома!

— Махмуд, это невероятно огромные для меня деньги!

— Дело твое – я вижу, ты хочешь, чтобы тебя и твоего брата наказали.

 Сказать, что я был в шоке – не сказать ничего. Это СГС, работники которой говорят всегда о честности, достоинстве и бескорыстности. И полковник этой службы прямо говорит о том, что они могут убить второго похищенного, прямо говорит о выкупе. Где похищение и где офицеры СГС? В голове не укладывалась циничность сказанного.

***

В середине октября Султана освободили. Его привезли домой офицер СГС Махмуд и бандит Ибрагим из Чечни, как они говорили. Я понимал, что Абудуевы все-таки выкупили Султана, но они боялись говорить о сумме.

Самого Султана я увидел позже, через несколько дней в аэропорту, где они с другом, братом моего «родственника» Мурада, встречали Максуда. Султан был очень худым и без костылей не передвигался. Он рассказал, что его держали все время в специально вырытой яме глубиной в метр, в нее настилали доски, укладывали туда Султана, потом закрывали вновь досками, оставляя место для дыхания, и засыпали импровизированный гроб землей. У него практически не было пространства для движения. Не знаю, каким чудом у него не развилась клаустрофобия, но обошлось. Раз в десять дней приносили воду и еду. Пережив все это, молодой человек, почти мальчишка, не потерял мужества и своего достоинства. Он улыбался и шутил. Не улыбались только его глаза, которые постоянно видели то, что недоступно нашему взгляду.

Султан сказал:

— Я чувствовал, что недалеко от меня кто-то есть. Охранники несколько раз называли меня Гасаном – имена у нас совершенно разные, перепутать имя невозможно. И пластиковые бутылки из-под воды приносили то одни, то другие. Я на них ставил метки, чтобы он их увидел, но он не отвечал.

Несколько раз потом я заходил к Сайгиду Абуталибовичу. Но видно было, что его тяготят эти визиты. И видно было, что он не хочет ни о чем рассказывать, делиться информацией, которая все еще могла бы навредить его сыну.

***

Пройдет три года. «Друг» Ибрагима Махмуд отправит через него письмо, которое смертельно отравит знаменитого диверсанта Хаттаба, за что он получит звание Героя России и благополучно смоется в одну из восточных стран, а Ибрагим найдет смерть в одном из мусорных контейнеров Баку. Об этой смерти я уже говорил, но еще много раз буду рассказывать с огромным удовольствием…

Ахбердилава убьют в 50 метрах от рабочего места – на светофоре, где он будет стоять на красный свет. К машине подойдет незаметный человек, вынет пистолет и хладнокровно изрешетит его… Шальная пуля насмерть поразит женщину, сидящую в соседней маршрутке. Она с семьей за несколько месяцев до этого переехала в Махачкалу из Средней Азии. Муж после ее гибели сопьется…

Но это все случится гораздо позже. А пока я знал главное – Гасан жив и ждет освобождения. Поиски продолжались…