Главная моя беда в этой жизни – огромное доверие, с которым я отношусь к людям. К первым встречным. К незнакомым. К знакомым. К тем, кто обманул единожды. К тем, кто обманывает сейчас. Каждый человек для меня – хороший, я не вижу в нем отрицательных черт, а если они все-таки проявляются, то считаю это своим недопониманием: возможно, я когда-то не так с ним поступил, в чем-то перед ним виноват. Только если люди делают невероятные подлости, я вычеркиваю их из круга общения и стараюсь никогда с ними не пересекаться.

Саид Ниналалов

Однако во многих людях есть и низость, и подлость. Казалось бы, есть предел, ниже которого люди не опускаются. Но нет предела. За крайней гранью низости следует еще одна. И еще, и еще… Героиня Елены Соловей в фильме «Раба любви» восклицала: «Вы звери, господа!» Этим она делала комплимент людям, возвышая их до зверей, поступки которых продиктованы только инстинктами и рефлексами.

***

В начале 2001 года в одну из сред я выехал из Кубачи в Махачкалу. Кубачинский художественный комбинат – единственное (ранее в СССР, сейчас в России) предприятие, которое работает от субботы до среды, официальные выходные – четверг и пятница. Четверг – базарный день, на который съезжается весь Дахадаевский район, пятница – второй выходной. Никакая власть не смогла изменить этого порядка. Люди просто не выходили на работу всем комбинатом.

Только что прошла мрачная годовщина похищения нашего брата Гасана. Информация о нем была только у Ибрагима Гимринского, требование уже пятый месяц не менялось – миллион долларов. У нас его не было. И собрать эту сумму было нереально.

Я ехал по скользкой зимней дороге. Была серая туманная погода. Водителя почему-то не было. Скорее всего, болел, он у нас астматик. Кружение дороги отвлекало от бесплодного верчения мыслей, перебора вариантов. Незаметно проехал райцентр – Уркарах. Мелькнула рука голосующего. В горах нельзя не остановиться, если человек поднял руку. Может, что-то с его машиной, может, какая-то беда, может, просто просит подвезти. Это и дань уважения, и шаг доверия, с которым воспринимаешь людей именно в горах. Они все земляки, где-то все равно найдутся общие знакомые или даже родственники.

Через опущенное правое переднее окно поздоровался крепко сбитый невысокий усатый парень лет 25.

– До Махачкалы довезешь? – спросил он.

– Садись, – сказал я.

Я был рад любому собеседнику.

– Как дела, откуда ты?

Я, продираясь сквозь мешанину даргинского и русского языков, с трудом понял, что он из Уркараха, узнал, из какого рода, услышал, что отслужил в армии.

– А чем занимаешься, где работаешь? Только говори по-русски, я кубачинец, даргинским не владею.

– Работы в селе нет. Тут все места поделены. Уже полгода никуда устроиться не могу. Вот поэтому еду в Махачкалу.

– А в Махачкале куда думаешь?

– У меня есть очень хорошая идея. Пойду в отдел по похищениям людей.

Сердце автоматически сжалось:

– У тебя детективные склонности? Знаешь, как находить пропавших людей?

– Эй, брат, зачем знать? Человека похитили – родственники деньги носят, помочь просят – вот и выгода. А похищенного или убьют, или он сам найдется.

Кровь прихлынула к голове. В ушах зазвенело. Я ударил по тормозам:

– Пока я с тобой ничего, сука, не сделал, выходи из машины!

– Что случилось, что я такого сказал? Все так зарабатывают!

– Не выйдешь – сейчас что-то случится, – процедил я, вытягивая из-под ремня пистолет.

Этого человека я больше никогда не видел. Помню его фигуру, красное от горного загара лицо и большие для этого лица усы. В Дагестане ни в одну из контор, ведающих похищениями людей, он не устроился.

***

В этот же вечер у меня появился редкий гость. Зять Ильяс, муж сестры, наш односельчанин. Он из рода уникальных мастеров, название их тухума переводится как паук: филигранные узоры, которые плетут из серебра и золота Шаххаевы, подобны тончайшей паутине. У Ильяса был свой стиль жизни, была своя «паутина». Очень далекая от искусства предков. Будучи юристом Дагестанского медицинского института, он жил одному ему известными циклами. Главным в его жизни был период беспробудного запоя, когда он забывал все и вся, полностью теряя человеческий облик. Его запирали, прятали в наркологической больнице, но он не чувствовал никаких преград. Вылакав за неделю-две определенное количество водки, никогда не закусывая, он начинал приходить в себя. Потом его находили спящим у дома. Наша сестра отмывала его от нечистот и выбрасывала изгвазданную одежду. Медленно он приходил в себя. Два-три дня ходил с виноватым видом:

– Черт побери, опять напился…

Еще два дня:

– Да ладно, братуха, кто не расслабляется!

И когда Ильяс с новыми передними коронками, вместо в очередной раз выбитых, в новом костюме, при галстуке выезжал в город, трезвый как стеклышко, пахнущий хорошими духами, он уже был кум королю. В эти дни ему удавалось все – решать одному ему известным способом текущие юридические вопросы института, подворовывать в магазине у своей жены (нашей сестры), находить клиентов на кубачинские изделия, набирать эти изделия у мастеров, получать деньги и, не расплатившись с земляками, уходить в еще более глубокий запой.

Долги отдавала наша сестра…

В те дни он был в самом светлом своем периоде, его обуревали новые планы и фантазии. Удивительно то, что он реально мог делать что-то в трезвые дни, только его нельзя было отпускать далеко вслед за его фантазиями. С момента похищения нашего брата Гасана он не раз приводил то каких-то бородачей, то азербайджанцев, то работников разных внутренних органов – от УБЭПа и РУБОПа до всесильной организации с названием из трех букв.

Единственное попадание, единственный реальный человек, который владел всей информацией, был его однокурсник по юридическому факультету Дагестанского госуниверситета, будущий Герой России, полковник именно этой организации, но мы тогда были просто слепыми котятами…

– Тебе может в Дагестане помочь только один человек – Шарап! – громогласно объявил Ильяс с порога. – Ты же знаешь, в каких отношениях с ним Халипа!

Магомед-Халипа, младший брат Ильяса, когда-то то ли учился с бывшим руководителем Пенсионного фонда Дагестана Шарапом Мусаевым, то ли боксировал с ним в молодости. Но до сих пор считал себя его близким другом.

– Захожу как-то к нему и начинаю в шутку боксировать, – любил рассказывать Халипа, – мы боксируем, а охрана так напрягается!

Халипа, в отличие от Ильяса, был религиозным человеком, перемежал свою речь словами «субхану Аллах» и «аузу биллях».

***

С Шарапудином Мусаевым я встречался несколько раз, когда он еще был у власти, когда о нем говорили только шепотом.

В 1997 году я принял ГУП «Кубачинский художественный комбинат», на котором висели огромные долги по кредитам, налогам, зарплате. Долг перед Пенсионным фондом составлял немалую сумму и посредством процентов, штрафов и пеней ежемесячно увеличивался. Начальник районного отделения Пенсионного фонда предложил сложную комбинацию: чтобы наше предприятие отгрузило готовые изделия одной организации в Дербенте, которая брала на себя погашение нашего долга. Я ухватился за эту идею.

Мы приехали в Махачкалу на улицу Кирова, в Пенсионный фонд. Шарап принял нас быстро. Районный чиновник Магомед представил меня ему и начал рассказывать предлагаемую схему. Шарап слушал, вперив в него немигающий взгляд, минут пять. Он слушал и мрачнел, затем с угрозой в голосе спросил:

– А скажи, Магомед, ты чей работник: наш или их?!! Ты на какой стороне, скажи мне!

Повернувшись ко мне, он сказал:

– Ты иди, Саид, я понял, что тебе нужно. Документы мы подготовим и решим твой вопрос, работай спокойно, но текущие пенсионные отчисления плати вовремя. А ты, Магомед, останься, мы с тобой не закончили.

***

В следующий раз я видел его в Каспийске, во Дворце спорта, куда приехал на соревнования по боксу на призы председателя Пенсионного фонда Шарапудина Мусаева. Глава Дахадаевского района Магомед Алиев предложил мне принять участие в этих соревнованиях в качестве спонсора, раздать призерам кубачинские кинжалы: это якобы поможет договориться об определенных скидках в пенсионных расчетах для комбината. Сразу скажу, что это оказалось воздухом. Но кинжалы я туда привез. Помню, как шли соревнования, как совсем молодые ребята профессионально бились, какое было у них стремление к победе.

Когда Шарапа вызвали из зала для переговоров, чемпионом в среднем легком весе стал, видимо, не его протеже. Вернувшись, Шарап подозвал судей и заставил их изменить объявленное решение. Это меня неприятно удивило…

Прежде чем вручать медали и кинжалы победителям, я вручил самому Шарапу за вклад в развитие дагестанского спорта серебряную саблю с гравировкой, чернью и чеканкой работы моего друга Хангиши. Радостный Шарап гордо держал эту саблю над головой под щелканье фотоаппаратов.

Известный комментатор и журналист Магомед Канаев объявил, что эта сабля работы великого мастера Расула Алиханова, за что Ханггиши потом долго на меня дулся.

***

Как-то я участвовал в даргинском собрании в преддверии выборов Госсовета Дагестана, на котором присутствовала вся властная верхушка республики. Известно было, что Шарапудин Мусаев хочет выставить свою кандидатуру на даргинское место в противовес председателю Госсовета Магомедали Магомедовичу Магомедову.

Мероприятие проходило в актовом зале главного корпуса Дагестанского научного центра Академии наук. Выступал заместитель председателя ДНЦ Абдулгамид Алиев. В коридоре раздался шум, в зал вошел Шарапудин Мусаев в окружении семи бряцающих оружием охранников, которые моментально рассредоточились по периметру зала. Это сегодня каждый уважающий себя чиновник среднего звена просто обязан иметь свой штат охраны, а в те годы мало кто щеголял такой гвардией, а те, кто имел охрану согласно статусу, не водили ее за собой повсюду. В зале все как-то напряглись и затихли.

Шарап прошел за трибуну, движением глаз отстранив от нее оратора, и заговорил:

– Мы, даргинцы, если называем себя мужчинами, не должны ронять своего статуса, своего положения в Дагестане. Дагестан наш и останется нашим. И мы должны от бестолковых разговоров переходить к действиям. Власть должна быть у нас в руках. И я, если изберете меня, обеспечу Дагестану нужный порядок.

Сказав несколько фраз, он удалился в сопровождении охраны. Недоуменно переглянувшись, организаторы собрания вернулись к своим темам.

***

Мне было известно, что Халипа имеет какие-то денежные дела с Шарапом. Даже фирма Халипы ООО «Карат», торгующая кубачинскими изделиями, была зарегистрирована в Каспийске по адресу, где жил Шарап. Пронырливые налоговики приезжали с проверкой, но, узнав адрес, к «Карату» даже близко не подходили.

– Ильяс, ты же знаешь, что у Шарапа нет прежних возможностей, он из дому высунуться не может.

– Что ты знаешь о нем? Ты вечером в Каспийск приезжай и посмотри, какие у него ходоки – половина площади!

– Хорошо, узнай, пожалуйста, что он может сделать.

Через день они пришли ко мне вдвоем с Халипой:

– Мы говорили с Шарапом, готовь 300 штук зелени – и он завтра дома!

– Вы с ума сошли, откуда у меня такие бабки?!

– Я не знаю. Как нам сказали, так и передаю. Все деньги уходят тем, кто его похитил. Нам с Шарапом ничего не надо!

– Еще бы и вы хотели денег с меня слупить! Нет, такую сумму я не дам!

***

В это время переговоры с Ибрагимом вяло продолжались. Он снова и снова требовал миллион долларов, я отвечал, что таких денег нет, мы разъезжались от места встречи – Дома быта на ул. Дахадаева, который находился напротив той самой специальной всесильной спецслужбы с названием из трех букв.

Десятого февраля он сказал:

– Что ты меня обманываешь, что у тебя денег нет? Вон у вас на комбинате есть сабля Надыр-шаха, которая миллионы долларов стоит!

– Ибрагим, я сам ее оттуда заберу и привезу тебе!

– Слушай, зачем мне эта сабля? Ты ее продай и деньги привези. Кстати, что за даргинцев ты подсылал? Я же сказал: если решаешь вопрос, то имеешь дело только со мной!

– Я не могу дать то, что ты хочешь!

– Субхану Аллах! Сколько раз повторять! Я делаю тебе помощь ради Аллаха, мне ничего не надо! Я приезжаю сюда, говорю с тобой, отвожу им твои ответы, теряю время – все это ради Аллаха. А ты торгуешься! Да еще людей подсылаешь! Пусть радуются, что живые вернулись!

Я подумал, что даргинцев к похитителям мог послать только Шарап…

***

В ночь на 13 февраля, в половине второго, я собирался идти спать. Раздался резкий звонок. В дверях стояли взъерошенные Ильяс и Халипа. Ильяс был почему-то в белой сорочке с расстегнутым верхом, на котором болтался модный галстук, в спортивных брюках, в дубленке и тапочках на босу ногу.

В чем был Халипа, не помню, видимо, как обычно:

– Саид, если хочешь увидеть Гасана, найди сто пятьдесят тысяч. Это последняя цена. Предупреждаем, сразу вопрос не решится. Это займет две-три недели. Но Шарап гарантию дает.

– Я Шарапа не знаю, я знаю вас. Хорошо, если я деньги соберу, где гарантия, что они не пропадут, что Гасан будет дома? Кто ответит мне за деньги? Или Гасан должен быть дома, или деньги должны быть у меня.

– Как мы можем тебя обмануть? Ты что, нам, родственникам, не веришь? – начал свою пластинку Халипа. – Хорошо, если вопрос не решится, мы оба отвечаем своими домами! Согласен, Ильяс?

– Конечно, братуха! Базару нет!

– Приходите завтра днем, я позову отца, братьев, и все вместе спокойно поговорим и решим, что делать.

Назавтра они повторили при всех свои предложения и вновь пообещали вернуть все в случае неудачи.

Отец спросил о гарантиях.

– Ахмедхан, мы же вчера Саиду сказали, что отвечаем своими домами.

 Отец обратился ко мне:

– Если обещают, найди им деньги. Жизнь и здоровье Гасана важнее всего!

***

У меня был определенный кредит доверия среди кубачинцев. Сельчане быстро помогли собрать деньги под некоторые обязательства. Выручили ближайшие родственники, определенную часть необходимой суммы я занял у самых лучших ростовщиков – мусульманских валютчиков. В ночь с 19 на 20 февраля мы с Халипой и собранными 145 тысячами долларов поехали в Каспийск.

– Ты оставайся в машине, я занесу деньги, – сказал Халипа.

«Наверно, он знает, что делает», – подумал я.

Минут через 15 он, очень воодушевленный, вернулся:

 – Все, вопрос решен. Пусть его жена ждет. Максимум через три недели он будет дома. Раз Шарап взялся – он вопрос решит! Только смотри, никому ни слова о нем, о том, что именно он занимается вопросом Гасана!

Еще неделя ушла на сбор оставшихся пяти тысяч.

– Да оставь, остаток этот не так важен, ваша проблема все равно будет решена!

– Нет, раз обещали, то я соберу!

Один из родственников, муж нашей двоюродной сестры Магомед Билалов, предложил сделать сбор в помощь от кубачинцев. Все показали себя по-разному: кто-то без слов дал 200-300 долларов, кто-то смеялся в лицо. Сам Халипа внес 500 долларов. Ильяс не дал ничего. За неделю остаток был собран и 25 февраля передан Халипе.

Ощущение, охватившее всех нас в эти дни, я не могу передать словами. Деньги собраны, деньги переданы. Все то, что было нужно, мы сделали. Теперь дело за всемогущим Шарапом. Одновременно не прекращался поток посредников, бородатых и безбородых, но я всех выпроваживал со словами:

– Этим вопросом занимаются серьезные люди! Помощи не надо, просто не мешайте!

Из угрюмого, нервного типа, не расстающегося с мобильным телефоном, я в одночасье превратился в благодушного и расслабленного человека. Осталось только ждать. Ждать и верить.

Неделю мы жили в безмятежности и покое. Обсуждали планы на будущее. Думали, каким выйдет Гасан, сильно ли он изменился… Хангиши, который придумывал басни и истории о земляках и рассказывал и пересказывал их всем встречным и поперечным до того, что сам начинал в них верить, пустил слух, что Гасан уже давно на свободе и отдыхает сейчас на курорте, а мы это скрываем.

– Дай бог, чтобы ты попал на этот курорт! – в сердцах бросил я ему.

***

Дни шли и шли… Надежда сменялась тревогой, тревога – надеждой. Первой почувствовала обман жена Гасана Зульфия:

– Саид, где мой муж? Каждую ночь я выскакиваю на любой шорох, а его нет и нет. Тут что-то не так.

Начались наши бесконечные поездки в Новый Кяхулай к Халипе.

– Не волнуйтесь, это небольшая заминка. Все будет решено. Потерпите еще чуть-чуть. Три недели терпели, еще неделя пройдет – не страшно.

Он лечил нас всякими разговорами и баснями. Верить хотелось – мы верили.

Терпение лопнуло в тот день, когда дочь Гасана, 4-летняя Наргиз, спросила:

– Саид, а правда, что папу бандиты украли?

– Нет, что ты, просто папа очень далеко уехал, оттуда даже позвонить невозможно, скоро он будет дома, не волнуйся, малышка…

Я приехал к Халипе со словами:

– Все, вопрос вы не решаете, две недели – и деньги должны быть у меня. Не будет денег – будет большой скандал!

– Субхану Аллах, мы же мусульмане! Я же сказал, что отвечаю, вопрос обязательно решится. Совсем немного осталось.

В середине апреля он позвонил:

– Вечером будь у меня, ночью поедем в Каспийск, Он вызывает, – слово Он было так и произнесено – с большой буквы.

Около двух часов ночи мы въехали во двор дома на ул. Советской в Каспийске. В целях конспирации Халипа попросил меня прилечь на заднем сиденье. Нельзя было, чтобы меня зафиксировали камеры.

Образ жизни опального чиновника был ночным. Во всем доме ярко горел свет, не спали даже дети. К моему удивлению, в зале с семиметровыми потолками толпились те, кто обычно мелькает в коридорах «белого дома» на площади или перебегает от «белого дома» к мэрии и обратно. Мелькнули и исчезли усы моего должника Айгуна Халидовича.

Шарап поднялся навстречу, поздоровался и, обращаясь ко мне, сказал:

– Саид, тут приехал мой друг из Пятигорска, твой тезка. Работает в ФСБ. Он реально может помочь в твоей беде.

Шарап повернулся к подтянутому неулыбчивому человеку средних лет, сидевшему с ним за чаем:

– Саид, тут ребята обратились с проблемой, поговори с ними и посмотри, чем ты можешь им помочь. Считай, что их просьба – это моя просьба.

У меня внутри все похолодело. Прошло три месяца с момента передачи огромных по моим масштабам денег – и «помоги ребятам»? Что это может означать? Что деньги не дошли? Что дошли, но не по адресу? Что никакого разговора о том, что наш брат будет дома, и нет?!

Мы поднялись в одну из комнат второго этажа, познакомились. Оказалось, это ученик нашего отца, выпускник строительного факультета Дагестанского политехнического института Саид Атаваджиев, действительно работающий в ФСБ, но по совершенно другой тематике. Я коротко рассказал ему суть проблемы, он пообещал надавить на какие-то каналы.

Вот и все! Ясно было одно: три месяца – коту под хвост. Очередной воздух. Теперь надо требовать деньги обратно и начинать поиски заново. Восстанавливать единственную ниточку – найти, куда пропал Ибрагим Гимринский. И искать, искать, искать…

***

На сегодня деньги так и не возвращены. Все кубачинцы многожды родственники, и я все жду, что проснется в этих людях совесть, страх перед Всевышним. Может быть, напрасно жду. До сих пор я не могу перейти границу между человеческим и нечеловеческим.

Ильяс отобрал у своей жены и двух дочерей, нашей сестры и племянниц, лучшую половину их дома, выходящую на пересечение улиц Абдуллаева и Чернышевского, с отремонтированным нами, братьями, для нее магазином. Внутри дома выстроил стенку, которую продолжил и во дворе, перекрыв им возможность прохода в их половинку двора. Сейчас, заболев то ли гепатитом, то ли сахарным диабетом, панически боясь врачей и уколов, он не пьет вообще. Живет на деньги от аренды своей половины дома и по-прежнему обманывает сельчан и всех, кто попадется на его басни. Долги его по-прежнему отдает сестра…

Халипа открыл новую фирму, незаконно использует название «Кубачинский комбинат народных промыслов», имеет офис в Москве и свой интернет-магазин. Постоянно участвует в российских ювелирных выставках. Бизнес стабилен, обороты с каждым голом растут.

Окончание. Диалоги.

1 января 2002 года. Махачкала. У меня дома. 8 утра. Халипа и я:

– Поздравляю! Наконец-то Гасан дома! Но знай, что 80 процентов заслуги в том, что он дома, – наши!

– Если бы ты его привел, заслуга была бы 100 процентов! Я могу сюда вызвать человека, который освободил Гасана, и он объяснит, что ты тут совсем ни при чем.

– Да, конечно, я пойду к Шарапу и деньги заберу. Я обещал, значит, сделаю!

17 июля 2003 года. Москва – Махачкала. 8 вечера. Халипа и я. Разговор по телефону (перевод с кубачинского):

– Халипа, когда вернешь деньги? Сколько можно ждать?

– Саид, с кем ты говорил по этому вопросу? Ты знаешь, что каспийский (Шарап. – Примечание мое) очень зол и поклялся тебя убить! Кому и что ты рассказал? Скажи мне, пока дело далеко не дошло!

– Ты издеваешься? Сначала верните мои деньги, потом доказывайте, кому, что и где я говорил! Что за дешевые отмазки?!

– Скажи спасибо, что между вами есть я! Я гарант того, что ты до сих пор жив! Если не боишься, приедешь в Махачкалу, поедем к нему и там все выясним!

– Никаких проблем! Как приеду – позвоню!

3 ноября 2007 года. Махачкала. Улица Чернышевского. Час дня. Ильяс и я:

– Саид, салам, братуха! Как дела?

– Да вот, не особенно хорошо. Дело уголовное позавчера возбудили…

– Ха, я так и знал. У тебя все хуже и хуже, ниже и ниже! А я контракт на поставку состава леса заключил!

20 сентября 2010 года. Москва. Ювелирная выставка. 16 часов. Халипа и я.

– Халипа, девять лет уже прошло! Ты и Ильяс клялись своими домами, что деньги вернутся! Отдавай деньги или дом!

– Ты же знаешь, куда ушли деньги! И ты знаешь, что у меня ничего нет! И ты забыл, что из-за твоего языка Шарап поклялся тебя убить? И только я был гарантом того, что ты жив!

– Халипа, это все басни. Ты деньги взял и не решил вопрос. Верни их. Я давал деньги тебе.

– Повторяю! Я себе копейки не взял! Все деньги я передал Шарапу! Сейчас, когда его нет в живых, у кого спрашивать?

– Халипа, я все равно эти деньги рано или поздно из тебя вытащу!

19 февраля 2001 года. Каспийск. Дом Шарапа. Час ночи. Халипа и Шарап:

– О, Халипа, братишка, заходи! Как ты?

– Шарап, помнишь, я у тебя деньги занимал на бизнес? А потом доллар подскочил, и я не мог их отдать?

– Халипа, о чем ты говоришь? Ты же отдал все рублями по старому курсу!

– Нет, Шарап, я брал в долларах и отдам в долларах. Я привез 145 тысяч, через неделю еще 5 тысяч отдам – и мы в расчете! Это и по исламу, и по-человечески будет правильно!

– Халипа, клянусь, я не думал, что ты так красиво поступишь! Машалла! Сейчас для меня каждая копейка не лишняя!

– Шарап, еще вопросы есть!

– Проси все, чего хочешь!

– У моего брата еще год назад похитили шурина, Гасана, брата кубачинского директора Саида, ты его знаешь же. Говорят, он в Чечне, но посредник – какой-то гимринец. Только ты можешь помочь. Если ты возьмешься, ты решишь вопрос.

– Я в такие дела не вмешиваюсь, ты же знаешь, какая там грязь!

– Шарап, это близкие родственники! И только на тебя надежда!

– Хорошо, хорошо, я отправлю человека узнать. Гимринец, говоришь? Без Газика, значит, тут не обошлось. У него все и узнаем.

Халипа, наш сельчанин, связанный с нами родством, по его словам, истинный мусульманин, воспользовавшись нашей бедой, погасил нашими же деньгами свой долг. Деньги он нам так и не вернул.

Воистину, нет дна у человеческой подлости и низости…

Главная моя беда в этой жизни – огромное доверие, с которым я отношусь к людям. К первым встречным. К незнакомым. К знакомым. К тем, кто обманул единожды. К тем, кто обманывает сейчас. Каждый человек для меня – хороший, я не вижу в нем отрицательных черт, а если они все-таки проявляются, то считаю это своим недопониманием: возможно, я когда-то не так с ним поступил, в чем-то перед ним виноват. Только если люди делают невероятные подлости, я вычеркиваю их из круга общения и стараюсь никогда с ними не пересекаться.

Саид Ниналалов

Однако во многих людях есть и низость, и подлость. Казалось бы, есть предел, ниже которого люди не опускаются. Но нет предела. За крайней гранью низости следует еще одна. И еще, и еще… Героиня Елены Соловей в фильме «Раба любви» восклицала: «Вы звери, господа!» Этим она делала комплимент людям, возвышая их до зверей, поступки которых продиктованы только инстинктами и рефлексами.

***

В начале 2001 года в одну из сред я выехал из Кубачи в Махачкалу. Кубачинский художественный комбинат – единственное (ранее в СССР, сейчас в России) предприятие, которое работает от субботы до среды, официальные выходные – четверг и пятница. Четверг – базарный день, на который съезжается весь Дахадаевский район, пятница – второй выходной. Никакая власть не смогла изменить этого порядка. Люди просто не выходили на работу всем комбинатом.

Только что прошла мрачная годовщина похищения нашего брата Гасана. Информация о нем была только у Ибрагима Гимринского, требование уже пятый месяц не менялось – миллион долларов. У нас его не было. И собрать эту сумму было нереально.

Я ехал по скользкой зимней дороге. Была серая туманная погода. Водителя почему-то не было. Скорее всего, болел, он у нас астматик. Кружение дороги отвлекало от бесплодного верчения мыслей, перебора вариантов. Незаметно проехал райцентр – Уркарах. Мелькнула рука голосующего. В горах нельзя не остановиться, если человек поднял руку. Может, что-то с его машиной, может, какая-то беда, может, просто просит подвезти. Это и дань уважения, и шаг доверия, с которым воспринимаешь людей именно в горах. Они все земляки, где-то все равно найдутся общие знакомые или даже родственники.

Через опущенное правое переднее окно поздоровался крепко сбитый невысокий усатый парень лет 25.

– До Махачкалы довезешь? – спросил он.

– Садись, – сказал я.

Я был рад любому собеседнику.

– Как дела, откуда ты?

Я, продираясь сквозь мешанину даргинского и русского языков, с трудом понял, что он из Уркараха, узнал, из какого рода, услышал, что отслужил в армии.

– А чем занимаешься, где работаешь? Только говори по-русски, я кубачинец, даргинским не владею.

– Работы в селе нет. Тут все места поделены. Уже полгода никуда устроиться не могу. Вот поэтому еду в Махачкалу.

– А в Махачкале куда думаешь?

– У меня есть очень хорошая идея. Пойду в отдел по похищениям людей.

Сердце автоматически сжалось:

– У тебя детективные склонности? Знаешь, как находить пропавших людей?

– Эй, брат, зачем знать? Человека похитили – родственники деньги носят, помочь просят – вот и выгода. А похищенного или убьют, или он сам найдется.

Кровь прихлынула к голове. В ушах зазвенело. Я ударил по тормозам:

– Пока я с тобой ничего, сука, не сделал, выходи из машины!

– Что случилось, что я такого сказал? Все так зарабатывают!

– Не выйдешь – сейчас что-то случится, – процедил я, вытягивая из-под ремня пистолет.

Этого человека я больше никогда не видел. Помню его фигуру, красное от горного загара лицо и большие для этого лица усы. В Дагестане ни в одну из контор, ведающих похищениями людей, он не устроился.

***

В этот же вечер у меня появился редкий гость. Зять Ильяс, муж сестры, наш односельчанин. Он из рода уникальных мастеров, название их тухума переводится как паук: филигранные узоры, которые плетут из серебра и золота Шаххаевы, подобны тончайшей паутине. У Ильяса был свой стиль жизни, была своя «паутина». Очень далекая от искусства предков. Будучи юристом Дагестанского медицинского института, он жил одному ему известными циклами. Главным в его жизни был период беспробудного запоя, когда он забывал все и вся, полностью теряя человеческий облик. Его запирали, прятали в наркологической больнице, но он не чувствовал никаких преград. Вылакав за неделю-две определенное количество водки, никогда не закусывая, он начинал приходить в себя. Потом его находили спящим у дома. Наша сестра отмывала его от нечистот и выбрасывала изгвазданную одежду. Медленно он приходил в себя. Два-три дня ходил с виноватым видом:

– Черт побери, опять напился…

Еще два дня:

– Да ладно, братуха, кто не расслабляется!

И когда Ильяс с новыми передними коронками, вместо в очередной раз выбитых, в новом костюме, при галстуке выезжал в город, трезвый как стеклышко, пахнущий хорошими духами, он уже был кум королю. В эти дни ему удавалось все – решать одному ему известным способом текущие юридические вопросы института, подворовывать в магазине у своей жены (нашей сестры), находить клиентов на кубачинские изделия, набирать эти изделия у мастеров, получать деньги и, не расплатившись с земляками, уходить в еще более глубокий запой.

Долги отдавала наша сестра…

В те дни он был в самом светлом своем периоде, его обуревали новые планы и фантазии. Удивительно то, что он реально мог делать что-то в трезвые дни, только его нельзя было отпускать далеко вслед за его фантазиями. С момента похищения нашего брата Гасана он не раз приводил то каких-то бородачей, то азербайджанцев, то работников разных внутренних органов – от УБЭПа и РУБОПа до всесильной организации с названием из трех букв.

Единственное попадание, единственный реальный человек, который владел всей информацией, был его однокурсник по юридическому факультету Дагестанского госуниверситета, будущий Герой России, полковник именно этой организации, но мы тогда были просто слепыми котятами…

– Тебе может в Дагестане помочь только один человек – Шарап! – громогласно объявил Ильяс с порога. – Ты же знаешь, в каких отношениях с ним Халипа!

Магомед-Халипа, младший брат Ильяса, когда-то то ли учился с бывшим руководителем Пенсионного фонда Дагестана Шарапом Мусаевым, то ли боксировал с ним в молодости. Но до сих пор считал себя его близким другом.

– Захожу как-то к нему и начинаю в шутку боксировать, – любил рассказывать Халипа, – мы боксируем, а охрана так напрягается!

Халипа, в отличие от Ильяса, был религиозным человеком, перемежал свою речь словами «субхану Аллах» и «аузу биллях».

***

С Шарапудином Мусаевым я встречался несколько раз, когда он еще был у власти, когда о нем говорили только шепотом.

В 1997 году я принял ГУП «Кубачинский художественный комбинат», на котором висели огромные долги по кредитам, налогам, зарплате. Долг перед Пенсионным фондом составлял немалую сумму и посредством процентов, штрафов и пеней ежемесячно увеличивался. Начальник районного отделения Пенсионного фонда предложил сложную комбинацию: чтобы наше предприятие отгрузило готовые изделия одной организации в Дербенте, которая брала на себя погашение нашего долга. Я ухватился за эту идею.

Мы приехали в Махачкалу на улицу Кирова, в Пенсионный фонд. Шарап принял нас быстро. Районный чиновник Магомед представил меня ему и начал рассказывать предлагаемую схему. Шарап слушал, вперив в него немигающий взгляд, минут пять. Он слушал и мрачнел, затем с угрозой в голосе спросил:

– А скажи, Магомед, ты чей работник: наш или их?!! Ты на какой стороне, скажи мне!

Повернувшись ко мне, он сказал:

– Ты иди, Саид, я понял, что тебе нужно. Документы мы подготовим и решим твой вопрос, работай спокойно, но текущие пенсионные отчисления плати вовремя. А ты, Магомед, останься, мы с тобой не закончили.

***

В следующий раз я видел его в Каспийске, во Дворце спорта, куда приехал на соревнования по боксу на призы председателя Пенсионного фонда Шарапудина Мусаева. Глава Дахадаевского района Магомед Алиев предложил мне принять участие в этих соревнованиях в качестве спонсора, раздать призерам кубачинские кинжалы: это якобы поможет договориться об определенных скидках в пенсионных расчетах для комбината. Сразу скажу, что это оказалось воздухом. Но кинжалы я туда привез. Помню, как шли соревнования, как совсем молодые ребята профессионально бились, какое было у них стремление к победе.

Когда Шарапа вызвали из зала для переговоров, чемпионом в среднем легком весе стал, видимо, не его протеже. Вернувшись, Шарап подозвал судей и заставил их изменить объявленное решение. Это меня неприятно удивило…

Прежде чем вручать медали и кинжалы победителям, я вручил самому Шарапу за вклад в развитие дагестанского спорта серебряную саблю с гравировкой, чернью и чеканкой работы моего друга Хангиши. Радостный Шарап гордо держал эту саблю над головой под щелканье фотоаппаратов.

Известный комментатор и журналист Магомед Канаев объявил, что эта сабля работы великого мастера Расула Алиханова, за что Ханггиши потом долго на меня дулся.

***

Как-то я участвовал в даргинском собрании в преддверии выборов Госсовета Дагестана, на котором присутствовала вся властная верхушка республики. Известно было, что Шарапудин Мусаев хочет выставить свою кандидатуру на даргинское место в противовес председателю Госсовета Магомедали Магомедовичу Магомедову.

Мероприятие проходило в актовом зале главного корпуса Дагестанского научного центра Академии наук. Выступал заместитель председателя ДНЦ Абдулгамид Алиев. В коридоре раздался шум, в зал вошел Шарапудин Мусаев в окружении семи бряцающих оружием охранников, которые моментально рассредоточились по периметру зала. Это сегодня каждый уважающий себя чиновник среднего звена просто обязан иметь свой штат охраны, а в те годы мало кто щеголял такой гвардией, а те, кто имел охрану согласно статусу, не водили ее за собой повсюду. В зале все как-то напряглись и затихли.

Шарап прошел за трибуну, движением глаз отстранив от нее оратора, и заговорил:

– Мы, даргинцы, если называем себя мужчинами, не должны ронять своего статуса, своего положения в Дагестане. Дагестан наш и останется нашим. И мы должны от бестолковых разговоров переходить к действиям. Власть должна быть у нас в руках. И я, если изберете меня, обеспечу Дагестану нужный порядок.

Сказав несколько фраз, он удалился в сопровождении охраны. Недоуменно переглянувшись, организаторы собрания вернулись к своим темам.

***

Мне было известно, что Халипа имеет какие-то денежные дела с Шарапом. Даже фирма Халипы ООО «Карат», торгующая кубачинскими изделиями, была зарегистрирована в Каспийске по адресу, где жил Шарап. Пронырливые налоговики приезжали с проверкой, но, узнав адрес, к «Карату» даже близко не подходили.

– Ильяс, ты же знаешь, что у Шарапа нет прежних возможностей, он из дому высунуться не может.

– Что ты знаешь о нем? Ты вечером в Каспийск приезжай и посмотри, какие у него ходоки – половина площади!

– Хорошо, узнай, пожалуйста, что он может сделать.

Через день они пришли ко мне вдвоем с Халипой:

– Мы говорили с Шарапом, готовь 300 штук зелени – и он завтра дома!

– Вы с ума сошли, откуда у меня такие бабки?!

– Я не знаю. Как нам сказали, так и передаю. Все деньги уходят тем, кто его похитил. Нам с Шарапом ничего не надо!

– Еще бы и вы хотели денег с меня слупить! Нет, такую сумму я не дам!

***

В это время переговоры с Ибрагимом вяло продолжались. Он снова и снова требовал миллион долларов, я отвечал, что таких денег нет, мы разъезжались от места встречи – Дома быта на ул. Дахадаева, который находился напротив той самой специальной всесильной спецслужбы с названием из трех букв.

Десятого февраля он сказал:

– Что ты меня обманываешь, что у тебя денег нет? Вон у вас на комбинате есть сабля Надыр-шаха, которая миллионы долларов стоит!

– Ибрагим, я сам ее оттуда заберу и привезу тебе!

– Слушай, зачем мне эта сабля? Ты ее продай и деньги привези. Кстати, что за даргинцев ты подсылал? Я же сказал: если решаешь вопрос, то имеешь дело только со мной!

– Я не могу дать то, что ты хочешь!

– Субхану Аллах! Сколько раз повторять! Я делаю тебе помощь ради Аллаха, мне ничего не надо! Я приезжаю сюда, говорю с тобой, отвожу им твои ответы, теряю время – все это ради Аллаха. А ты торгуешься! Да еще людей подсылаешь! Пусть радуются, что живые вернулись!

Я подумал, что даргинцев к похитителям мог послать только Шарап…

***

В ночь на 13 февраля, в половине второго, я собирался идти спать. Раздался резкий звонок. В дверях стояли взъерошенные Ильяс и Халипа. Ильяс был почему-то в белой сорочке с расстегнутым верхом, на котором болтался модный галстук, в спортивных брюках, в дубленке и тапочках на босу ногу.

В чем был Халипа, не помню, видимо, как обычно:

– Саид, если хочешь увидеть Гасана, найди сто пятьдесят тысяч. Это последняя цена. Предупреждаем, сразу вопрос не решится. Это займет две-три недели. Но Шарап гарантию дает.

– Я Шарапа не знаю, я знаю вас. Хорошо, если я деньги соберу, где гарантия, что они не пропадут, что Гасан будет дома? Кто ответит мне за деньги? Или Гасан должен быть дома, или деньги должны быть у меня.

– Как мы можем тебя обмануть? Ты что, нам, родственникам, не веришь? – начал свою пластинку Халипа. – Хорошо, если вопрос не решится, мы оба отвечаем своими домами! Согласен, Ильяс?

– Конечно, братуха! Базару нет!

– Приходите завтра днем, я позову отца, братьев, и все вместе спокойно поговорим и решим, что делать.

Назавтра они повторили при всех свои предложения и вновь пообещали вернуть все в случае неудачи.

Отец спросил о гарантиях.

– Ахмедхан, мы же вчера Саиду сказали, что отвечаем своими домами.

 Отец обратился ко мне:

– Если обещают, найди им деньги. Жизнь и здоровье Гасана важнее всего!

***

У меня был определенный кредит доверия среди кубачинцев. Сельчане быстро помогли собрать деньги под некоторые обязательства. Выручили ближайшие родственники, определенную часть необходимой суммы я занял у самых лучших ростовщиков – мусульманских валютчиков. В ночь с 19 на 20 февраля мы с Халипой и собранными 145 тысячами долларов поехали в Каспийск.

– Ты оставайся в машине, я занесу деньги, – сказал Халипа.

«Наверно, он знает, что делает», – подумал я.

Минут через 15 он, очень воодушевленный, вернулся:

 – Все, вопрос решен. Пусть его жена ждет. Максимум через три недели он будет дома. Раз Шарап взялся – он вопрос решит! Только смотри, никому ни слова о нем, о том, что именно он занимается вопросом Гасана!

Еще неделя ушла на сбор оставшихся пяти тысяч.

– Да оставь, остаток этот не так важен, ваша проблема все равно будет решена!

– Нет, раз обещали, то я соберу!

Один из родственников, муж нашей двоюродной сестры Магомед Билалов, предложил сделать сбор в помощь от кубачинцев. Все показали себя по-разному: кто-то без слов дал 200-300 долларов, кто-то смеялся в лицо. Сам Халипа внес 500 долларов. Ильяс не дал ничего. За неделю остаток был собран и 25 февраля передан Халипе.

Ощущение, охватившее всех нас в эти дни, я не могу передать словами. Деньги собраны, деньги переданы. Все то, что было нужно, мы сделали. Теперь дело за всемогущим Шарапом. Одновременно не прекращался поток посредников, бородатых и безбородых, но я всех выпроваживал со словами:

– Этим вопросом занимаются серьезные люди! Помощи не надо, просто не мешайте!

Из угрюмого, нервного типа, не расстающегося с мобильным телефоном, я в одночасье превратился в благодушного и расслабленного человека. Осталось только ждать. Ждать и верить.

Неделю мы жили в безмятежности и покое. Обсуждали планы на будущее. Думали, каким выйдет Гасан, сильно ли он изменился… Хангиши, который придумывал басни и истории о земляках и рассказывал и пересказывал их всем встречным и поперечным до того, что сам начинал в них верить, пустил слух, что Гасан уже давно на свободе и отдыхает сейчас на курорте, а мы это скрываем.

– Дай бог, чтобы ты попал на этот курорт! – в сердцах бросил я ему.

***

Дни шли и шли… Надежда сменялась тревогой, тревога – надеждой. Первой почувствовала обман жена Гасана Зульфия:

– Саид, где мой муж? Каждую ночь я выскакиваю на любой шорох, а его нет и нет. Тут что-то не так.

Начались наши бесконечные поездки в Новый Кяхулай к Халипе.

– Не волнуйтесь, это небольшая заминка. Все будет решено. Потерпите еще чуть-чуть. Три недели терпели, еще неделя пройдет – не страшно.

Он лечил нас всякими разговорами и баснями. Верить хотелось – мы верили.

Терпение лопнуло в тот день, когда дочь Гасана, 4-летняя Наргиз, спросила:

– Саид, а правда, что папу бандиты украли?

– Нет, что ты, просто папа очень далеко уехал, оттуда даже позвонить невозможно, скоро он будет дома, не волнуйся, малышка…

Я приехал к Халипе со словами:

– Все, вопрос вы не решаете, две недели – и деньги должны быть у меня. Не будет денег – будет большой скандал!

– Субхану Аллах, мы же мусульмане! Я же сказал, что отвечаю, вопрос обязательно решится. Совсем немного осталось.

В середине апреля он позвонил:

– Вечером будь у меня, ночью поедем в Каспийск, Он вызывает, – слово Он было так и произнесено – с большой буквы.

Около двух часов ночи мы въехали во двор дома на ул. Советской в Каспийске. В целях конспирации Халипа попросил меня прилечь на заднем сиденье. Нельзя было, чтобы меня зафиксировали камеры.

Образ жизни опального чиновника был ночным. Во всем доме ярко горел свет, не спали даже дети. К моему удивлению, в зале с семиметровыми потолками толпились те, кто обычно мелькает в коридорах «белого дома» на площади или перебегает от «белого дома» к мэрии и обратно. Мелькнули и исчезли усы моего должника Айгуна Халидовича.

Шарап поднялся навстречу, поздоровался и, обращаясь ко мне, сказал:

– Саид, тут приехал мой друг из Пятигорска, твой тезка. Работает в ФСБ. Он реально может помочь в твоей беде.

Шарап повернулся к подтянутому неулыбчивому человеку средних лет, сидевшему с ним за чаем:

– Саид, тут ребята обратились с проблемой, поговори с ними и посмотри, чем ты можешь им помочь. Считай, что их просьба – это моя просьба.

У меня внутри все похолодело. Прошло три месяца с момента передачи огромных по моим масштабам денег – и «помоги ребятам»? Что это может означать? Что деньги не дошли? Что дошли, но не по адресу? Что никакого разговора о том, что наш брат будет дома, и нет?!

Мы поднялись в одну из комнат второго этажа, познакомились. Оказалось, это ученик нашего отца, выпускник строительного факультета Дагестанского политехнического института Саид Атаваджиев, действительно работающий в ФСБ, но по совершенно другой тематике. Я коротко рассказал ему суть проблемы, он пообещал надавить на какие-то каналы.

Вот и все! Ясно было одно: три месяца – коту под хвост. Очередной воздух. Теперь надо требовать деньги обратно и начинать поиски заново. Восстанавливать единственную ниточку – найти, куда пропал Ибрагим Гимринский. И искать, искать, искать…

***

На сегодня деньги так и не возвращены. Все кубачинцы многожды родственники, и я все жду, что проснется в этих людях совесть, страх перед Всевышним. Может быть, напрасно жду. До сих пор я не могу перейти границу между человеческим и нечеловеческим.

Ильяс отобрал у своей жены и двух дочерей, нашей сестры и племянниц, лучшую половину их дома, выходящую на пересечение улиц Абдуллаева и Чернышевского, с отремонтированным нами, братьями, для нее магазином. Внутри дома выстроил стенку, которую продолжил и во дворе, перекрыв им возможность прохода в их половинку двора. Сейчас, заболев то ли гепатитом, то ли сахарным диабетом, панически боясь врачей и уколов, он не пьет вообще. Живет на деньги от аренды своей половины дома и по-прежнему обманывает сельчан и всех, кто попадется на его басни. Долги его по-прежнему отдает сестра…

Халипа открыл новую фирму, незаконно использует название «Кубачинский комбинат народных промыслов», имеет офис в Москве и свой интернет-магазин. Постоянно участвует в российских ювелирных выставках. Бизнес стабилен, обороты с каждым голом растут.

Окончание. Диалоги.

1 января 2002 года. Махачкала. У меня дома. 8 утра. Халипа и я:

– Поздравляю! Наконец-то Гасан дома! Но знай, что 80 процентов заслуги в том, что он дома, – наши!

– Если бы ты его привел, заслуга была бы 100 процентов! Я могу сюда вызвать человека, который освободил Гасана, и он объяснит, что ты тут совсем ни при чем.

– Да, конечно, я пойду к Шарапу и деньги заберу. Я обещал, значит, сделаю!

17 июля 2003 года. Москва – Махачкала. 8 вечера. Халипа и я. Разговор по телефону (перевод с кубачинского):

– Халипа, когда вернешь деньги? Сколько можно ждать?

– Саид, с кем ты говорил по этому вопросу? Ты знаешь, что каспийский (Шарап. – Примечание мое) очень зол и поклялся тебя убить! Кому и что ты рассказал? Скажи мне, пока дело далеко не дошло!

– Ты издеваешься? Сначала верните мои деньги, потом доказывайте, кому, что и где я говорил! Что за дешевые отмазки?!

– Скажи спасибо, что между вами есть я! Я гарант того, что ты до сих пор жив! Если не боишься, приедешь в Махачкалу, поедем к нему и там все выясним!

– Никаких проблем! Как приеду – позвоню!

3 ноября 2007 года. Махачкала. Улица Чернышевского. Час дня. Ильяс и я:

– Саид, салам, братуха! Как дела?

– Да вот, не особенно хорошо. Дело уголовное позавчера возбудили…

– Ха, я так и знал. У тебя все хуже и хуже, ниже и ниже! А я контракт на поставку состава леса заключил!

20 сентября 2010 года. Москва. Ювелирная выставка. 16 часов. Халипа и я.

– Халипа, девять лет уже прошло! Ты и Ильяс клялись своими домами, что деньги вернутся! Отдавай деньги или дом!

– Ты же знаешь, куда ушли деньги! И ты знаешь, что у меня ничего нет! И ты забыл, что из-за твоего языка Шарап поклялся тебя убить? И только я был гарантом того, что ты жив!

– Халипа, это все басни. Ты деньги взял и не решил вопрос. Верни их. Я давал деньги тебе.

– Повторяю! Я себе копейки не взял! Все деньги я передал Шарапу! Сейчас, когда его нет в живых, у кого спрашивать?

– Халипа, я все равно эти деньги рано или поздно из тебя вытащу!

19 февраля 2001 года. Каспийск. Дом Шарапа. Час ночи. Халипа и Шарап:

– О, Халипа, братишка, заходи! Как ты?

– Шарап, помнишь, я у тебя деньги занимал на бизнес? А потом доллар подскочил, и я не мог их отдать?

– Халипа, о чем ты говоришь? Ты же отдал все рублями по старому курсу!

– Нет, Шарап, я брал в долларах и отдам в долларах. Я привез 145 тысяч, через неделю еще 5 тысяч отдам – и мы в расчете! Это и по исламу, и по-человечески будет правильно!

– Халипа, клянусь, я не думал, что ты так красиво поступишь! Машалла! Сейчас для меня каждая копейка не лишняя!

– Шарап, еще вопросы есть!

– Проси все, чего хочешь!

– У моего брата еще год назад похитили шурина, Гасана, брата кубачинского директора Саида, ты его знаешь же. Говорят, он в Чечне, но посредник – какой-то гимринец. Только ты можешь помочь. Если ты возьмешься, ты решишь вопрос.

– Я в такие дела не вмешиваюсь, ты же знаешь, какая там грязь!

– Шарап, это близкие родственники! И только на тебя надежда!

– Хорошо, хорошо, я отправлю человека узнать. Гимринец, говоришь? Без Газика, значит, тут не обошлось. У него все и узнаем.

Халипа, наш сельчанин, связанный с нами родством, по его словам, истинный мусульманин, воспользовавшись нашей бедой, погасил нашими же деньгами свой долг. Деньги он нам так и не вернул.

Воистину, нет дна у человеческой подлости и низости…