Поводы и поводыри…
Слово о Саиде Афанди Чиркейском
Саид Афанди Чиркейский (Ацаев) казался одним из самых защищенных людей в Дагестане. Прежде всего защищенным тем, что он был посвященным: это было видно при одном взгляде на него…
Багаудин Узунаев
В свое время в ходе довольно длительной встречи с ним в его доме я обратил внимание на одну деталь, которую потом указал в своем материале, посвященном массовой драке в Чиркее и его роли в умиротворении ситуации… Сегодня, на мой взгляд, будет уместно вновь привести тут эту деталь….
Память…
Разговор у нас Саидом Афанди был долгий, и я имел возможность внимательно рассмотреть его облик. Он обладал глубоким, как бы пронизывающим взглядом. Глаза добрые, но в то же время в них было заметно некоторое недоверие к собеседнику. Говорил он, глядя мимо меня, словно всматривался в только ему видимые формы мыслей… Когда поднимал глаза, то щурился, как бы прощупывал мою реакцию на сказанное… Этот прищур и выдавал его беспокойство. «Кто передо мной? — словно вопрошал он. — Друг? Недруг? Просто любопытствующий?»
Впрочем, цепкий «прищур» был не единственным проявлением его недоверия к посетителю, особенно учитывая то, что он видел меня в первый раз. К тому же перед ним был журналист, и это тоже заставляло его удвоить бдительность. Это удвоение выразилось в не очень приятной для меня форме, на чем, как я полагаю, настояли, скорее всего, его помощники: весь наш полуторачасовой разговор с шейхом записал на видеокамеру его оператор. Про то, что будет вестись запись, он предупредил меня заранее, а когда я спросил, с какой целью это будет делаться, он ответил с покоробившей меня прямотой: «Чтобы ты не мог допустить никакой отсебятины, не мог исказить слова шейха… А то уже не раз бывало, что сюда приходили твои коллеги, улыбались, поддакивали… а потом выдавали в своих материалах такие вещи, которые дискредитировали шейха. Вот причина, по которой мы теперь ведем запись его бесед с журналистами и потом сравниваем их с тем, что напечатано в газете… Твою публикацию мы тоже обязательно изучим, если ты что-то переврешь, то, брат, смотри, пеняй на себя…». Конечно, в точности слов оператора я сейчас не помню, но смысл их был примерно таков. Таким образом, у нас в тот день шла двойная перекрестная запись: я записывал на диктофон ответы шейха на интересовавшие меня вопросы, а его оператор записывал нашу беседу на видеокамеру. Поскольку претензий ко мне после той публикации со стороны шейха и его пресс-службы не последовало, то я смею предположить, что мне удалось не исказить смысл высказанного им в связи с нашумевшей в то время массовой дракой в Чиркее.
Кстати, в этой беседе участвовала и моя помощница по ОЖР (отдел журналистских расследований) Зайнаб Ибрагимова. Светски ориентированная, она, тем не менее, оделась соответственно случаю: длинное темное платье и плотно, до бровей, завязанный платок сделали из нее вполне характерную с виду мусульманку. Хотя шейха все время окружали несколько рослых парней, нас никто тогда не обыскал, не допросил, не потребовал документов… На входе в дом не было ни КПП с металлоискателем, ни вооруженной охраны… Я это указываю для того, чтобы подчеркнуть, как легко и просто было попасть к нему, что он был открыт для всех, кто нуждался в его помощи и совете.
Понятно, что она, эта открытость, была его естественным состоянием, органической частью его личности, посвятившей себя служению всем страждущим и болящим духом… Это будет всегда вызывать уважение к нему, к его памяти, но в то же время мы вынуждены с досадой констатировать, что она оказалась чрезмерной и необоснованной.
Конечно, шейх чувствовал, что он находится под защитой Всевышнего, и это освобождало его от страха насилия и смерти. Смерть, тем более насильственная, обычно становится для таких людей усилителем их харизмы, увеличителем их влияния, а он к нему, как я подметил в ходе нашей беседы, сознательно стремился. Т.е. он был одновременно и «не от мира сего», и «в мире сем». Не отказывался от вмешательства в мирские дела, как он вмешался в них и тогда, встав посреди огромной — в 300-400 человек — разъяренной толпы, остановив ее силой своей харизмы. Это было равносильно подвигу, потому что в этой толпе, как я узнал позже, в ходе встреч со многими другими людьми из этого села, далеко не все были его сторонниками и друзьями. Но, как мне рассказал тогда очевидец, крик… окрик шейха, обращенный к дерущимся, словно парализовал их всех, они замерли, как замирают фигуры остановленного кинокадра…
Потом он собрал их всех на стадионе и произнес длинную страстную речь, в которой укорял их в утрате человеческого образа, человеческого подобия. «Он говорил так, — делился со мной тот же очевидец, — что нам всем, заполнившим эту огромную площадь, стало стыдно, мы все поневоле опустили головы…»
Все же закончить эту главу я хочу с указания на ту деталь в облике Саида Афанди, с которой я начал разговор о нем, о том давнем дне, когда он удосужился принять нас и уделить нам толику своего драгоценного времени. Я не знаю, какие духовные эмоции, переживания испытывал он в тот достопамятный день, но он буквально весь светился внутренним светом. Лицо его было настолько белым, светлым, что оно казалось белее надетой на него в то утро белой холщовой рубахи… Любой художник вам скажет, что человеческое лицо не может быть белее белой ткани, а в данном случае это было именно так.
Прощаясь с нами, он вышел во двор и там вручил несколько подарков: протянул сверток, где были четки, благовония, его новая книга… Сверх того дал мне кес серого цвета. «Дальше твое дело…», — сказал он, пожимая мою руку. Это были последние слова, которые я слышал от него. Кес, подаренный им, я тоже изредка надеваю: может, это мне только кажется, но он действует на меня благотворно…
Последствия?
Естественно, это убийство вызвало буквально шквал откликов по всей России, и все они преисполнены тревоги, страха, грозных ожиданий… Конечно, звучит много прогнозов, предсказаний, предчувствий… Среди них есть и нелепые. Например, кто-то додумался сравнить убийство шейха Саида Афанди Чиркейского с убийством эрцгерцога Австро-Венгерской империи Франца Фердинанда, произведенным в Сараево 28 июня 1914 года студентом-сербом, членом тайного общества «Молодая Босния» Гаврилой Принципом. Такое сравнение могло зародиться лишь в мозгу, глубоко зараженном европоцентризмом, который уже давно изжил себя, поставив Старый Свет в ранжир с другими цивилизациями… Если уж идти по пути аналогий, то данное убийство гораздо сильнее перекликается с убийством 9 мая 2004 года чеченского лидера, муфтия Чечни Ахмад-Хаджи Кадырова. Тут общего гораздо больше, чем с Францем Фердинандом…
Но аналогия с кануном Первой мировой войны на этом не кончается — предсказатель напоминает нам, что это убийство стало непосредственным поводом к ее началу…
Для полноты ассоциаций приведем тут слова германского императора Вильгельма II: «С сербами надо кончать! Теперь или никогда!» — лишь заменив слово «сербы» на «мусульман». Потому что сторонники версии, представляющей убийство шейха в качестве повода к развязыванию войны на Северном Кавказе, подразумевают именно это: избавление России от Кавказа под предлогом невозможности инкорпорировать его в тело христианской православной цивилизации. Мол, хватит, достали! Раз не могут жить по-человечески, пусть продолжают убивать и взрывать друг друга — только за пределами Российского государства…
Кто, какие силы могут хотеть избавления от Северного Кавказа? Путин? Государственники? Патриоты? Нет, эти силы никак нельзя заподозрить в этом. Разве станет избавляться от близкого Кавказа тот, кто даже начал предпринимать активные шаги по более тесному интегрированию в него Дальнего Востока? Такие планы, скорее всего, могут вынашивать те силы, которые получили в общественном словаре название «либеральных». Да и то не по злому умыслу, а искренне желая избавить Россию от ее безнадежно больного, гангренозного члена…
Вместе с тем нельзя не понимать, что убийства фигур вроде Саида Афанди Чиркейского не могут быть случайностью. Кто бы за ним ни стоял, оно совершено с какими-то определенными целями. Какими именно, можно только гадать, но факт избрания в качестве жертвы столь заметной на Северном Кавказе фигуры, как Саид Афанди Чиркейский, подсказывает, что цели эти должны быть довольно серьезные….
На какой же резонанс рассчитано убийство шейха Саида Афанди? Увы, об этом мы можем судить лишь по косвенным признакам. Например, по тону некоторых откликов на него, по некоторым нарочито несдержанным, будто вырвавшимся в припадке гнева предложениям типа «надо дать открыть ответный огонь», причем «по штабам», по «верхам», вплоть до засевшего в Кремле главного либерала, прикидывающего консерваторам… Все это наводит на подозрение, что повод этот может быть использован против сил либерального лагеря, тем более что тот сам практически открыл «охоту на ведьм», приступив к публикации данных об зарубежных счетах и имуществе членов российского правительства, сенаторов и депутатов Государственной Думы…
Что же до возможности возникновения в связи с убийством Саида Афанди Чиркейского не вялотекущей, а самой настоящей войны в Дагестане, то тут можно еще раз сослаться на убийство Ахмад-Хаджи Кадырова и напомнить, что оно не только не способствовало разобщению чеченского народа и выходу Чечни из состава России, но, наоборот, сплотило его, превратив Чечню в еще более неотъемлемую часть Российской Федерации…
Добавить комментарий